- ДЯДЯ САША!!!
Из-за двери донесся звучный смех, который почему-то всегда немножечко раздражал Гаяне, и снисходительный голос:
- Ладно-ладно, сижу. Жду.
Аня распорядилась поставить клумбу на стол, почти в плотную придвинутый к стене.
Аветис осмотрелся и возбужденно провел рукой по волосам.
- Вы правда все сами сделали? – вырвался у него вопрос.
С тех пор, как он в прошлый раз видел кабинет, комната стала неузнаваемой. От темных стен и массивной мебели не осталось и следа. Вместо всего этого появилось уютное светлое и, самое главное, убранное пространство. Больше нигде не громоздились никакие папки, все было аккуратно расставлено по невесомым на вид белым полочкам.
Аня возбужденно сложила руки на груди, ее щеки раскраснелись, а глаза лихорадочно заблестели. Она жадно следила за реакцией Аветиса.
- Все-все, - энергично закивала она. – Что скажешь?
- Он скажет, что это отвал бошки, - вместо брата ответила Гаяне.
- Это действительно впечатляюще, - помолчав некоторое время, все-таки ответил Аветис, все еще изучая с потрясенным видом обновленное пространство.
- Ой, Сашуля, аккуратно, пожалуйста, - в испуге расширив глаза поспешно протораторила Аня, глядя на подругу, которая втихоря заглядывала за импровизированную шторку на стене.
- А когда дарить будешь? – послушно отпуская материю, поинтересовалась Саша.
Аня нервно попереминалась с ноги на ногу и неуверенно сказала:
- Не знаю, может прямо сейчас? После банкета, мне кажется, он уже просто ничего не будет воспринимать, а сейчас и вы рядом. Поймаете, когда я буду падать в обморок, - она нервно сцепила пальцы рук.
- Тогда зови, - ободряюще улыбнулся Аветис. Ему очень хотелось посмотреть еще и на картину.
Аня завела папу в комнату, прикрывая ему глаза ладонями. Когда Александр Николаевич, наконец снова смог видеть, он молча предал Бигли, сидящего у него на руках, дочери, а та, проседая под весом любимца, тут же передала его Аветису.
- Все сами? – оторопело спросил отец, осматриваясь в обновленном кабинете.
- Скорее САМА, - почти хором заверили его Саша и Гаяне.
- Но это еще не подарок, пап, это считай так, просто рамка, - отчаянно раскрасневшись от волнения пролепетала Аня. Она за плечи развернула папу к стене, и подтолкнула к затянутому полотном сюрпризу. - Развяжи бант, - срывающимся от волнения голосом, смешно пропищала она.
Александр Николаевич медленно направился к своему подарку, а Аветис тем временем, со смехом наблюдая за Аниным волнением, передал Бигли на руки сестре и, положив свои ладони Ане на плечи, шутливо произнес:
- Если начнешь падать – не стесняйся, я готов ловить, - Аня же машинально, совсем не отдавая отчета своим действиям, обхватила его ладони и облокотилась всем телом на стоящего сзади озадаченного Аветика, оставив его обескураженно переминаться с ноги на ногу и проделывать безуспешные попытки высвободить свои руки из-под горящих ладоней девушки.
Аня наблюдала как в замедленной съемке за тем, как папа потянул за один конец бантика и ткань, красиво струясь, медленно сползла на пол, грациозно просочившись в тонкую щель между столом и стеной. На стене висела огромная картина, на которой были изображены молодой Александр Николаевич, и совсем маленькая Аня, стоящие в какой-то клумбе на которой цвел один-единственный красный цветок, сейчас точно такая же клумба, полностью повторяющая очертания клумбы с картины, стояла на столе. Создавая впечатление, что это самые настоящие люди стоят и так открыто улыбаются этому миру.
Аня потеряла счет, сколько времени она трудилась над этими портретами. Это была особенная фотография для отца. Которую он сначала носил в своем кошелке, потом поставил на стол в кабинете, когда первый раз получил назначение. После, когда он купил дом, то сделал ее увеличенную копию, и повесил на стену в своем уже домашнем кабинете.
Как и предсказывала Гаяне, дядя Саша не рыдал конечно, но слегка прослезился. Потом порывисто обернулся к дочери, лишь на короткое мгновение нахмурившись, увидев, в какой двоякой позе она переплелась пальцами с Аветисом. Но тот с большим облегчением тут же высвободил свои руки и не очень-то ласково с готовностью подтолкнул Аню в спину, на встречу раскрытым отцовским объятьям.
Аня, сама себя не помня от счастья, уткнулась папе в грудь, а он крепко-крепко сжал ее и в самую макушку прошептал странную фразу:
- Спасибо, котеночек мой. Ты такая сильная и талантливая. Знаешь, никогда не думал, что ты сможешь меня победить. Но сегодня тебе это удалось. И я, как слепой и влюбленный отец, горжусь этим, - и он ласково поцеловал дочь в макушку и вдохнул запах ее волос. – Ребенком пахнешь, - еле слышным шепотом добавил он, смахивая очередную слезу.