Сильвия остановилась. Ветер потрепывал дождевик, а она смотрела сквозь колышущиеся заросли бурьяна, пытаясь разглядеть бывший цвет стен или стершиеся узоры на резных наличниках. Дома неожиданно представились ей грустными, брошенными детьми. Ей вдруг безумно захотелось заплакать, зареветь в голос, как это делают маленькие, и чтоб к ней сразу подбежала мама, обняла и принялась утешать.
Она не помнила, чтобы такое было в ее жизни. Хоть когда-нибудь. Она вообще не помнит себя маленькой… Почему? Да, тот несчастный случай. Исчез отец, она впала в шок и потеряла память о тех событиях. Но вместе с ними, похоже, навсегда стерлись и все воспоминания раннего детства.
Сильвия машинально сделала несколько шагов вперед, как будто пытаясь подобраться ближе к правде. Но путь ее лежал в соседние Жилые болота, в то время как все разгадки таились ровно в противоположной стороне.
Время узнать об этом еще не пришло, и Сильвия продолжала находиться в неведении. Она ощущала в себе какие-то смутные перемены, но связывала это с пресловутой переменой обстановки. Кто хочешь начнет меняться, если его оторвать от надежного друга-ноута, отобрать смартфон и устроить жизнь без электричества.
Из ближнего дома раздался всхлип. Сильвия вздрогнула и прислушалась. Внутри кто-то жалобно завыл, но стены не пропускали плач на волю, глушили звук седым деревом и мхами. Тогда этот кто-то переместился к печи и завыл в трубу.
Сильвия ускорила шаг, но стоило ей приблизиться к следующему дому, как жуткий плач раздался уже из его трубы. Она проскочила этот дом, и завыл следующий…
Под разноголосый протяжный вой Сильвия пробежала до самого указателя. На границе двух деревень сумасшедшие звуки стихли. Как будто их и не было. Вокруг шумел только ветер.
Вечером она расскажет об этом бабушке. И та ничуть не удивится.
- Это позабытые домовые плачут, внученька. А кто же? Деревенский домовик в город не поедет. Не бросит он избу, так и будет на холодной печи сидеть. В тулуп завернется, ветошью какой прикроется и хозяев ждет. Одна лишь мечта его греет – вдруг кто-то из следующих поколений все-таки захочет вернуться.
Сильвия даже не стала ее переспрашивать. Бабушка говорила о домовых, как о соседях, как если бы она всю жизнь прожила среди подобных сущностей и водила с ними самую близкую дружбу.
Впрочем, это больше не казалось чем-то невероятным.
До сегодняшнего случая на дороге Сильвия даже злилась на потусторонний мир за его закрытость. Почему никто не приходит, не показывается ей воочию? Неужели она мало настрадалась в школах и не достойна никаких древних знаний? Что нужно сделать, какой, черт возьми, нужно быть, чтобы получить знания из тайных источников?
Школой она наелась до отвращения. Интерес к учебе пропал. А словосочетание «домашняя работа» вызывало стойкую изжогу.
Сильвия боялась в этом признаться, но, кажется, она начинала всерьез страдать от собственной неопределенности. Время идет, даже так медленно, как этим летом, но все-таки идет, продвигается… А она, куда идет она?
И вот сегодня ей наконец кое-что приоткрылось. Бабушка сказала, что раз она услышала плач домовых, значит, слишком глубоко и сильно посочувствовала стареньким избам.
- Не каждому за всю свою жизнь доведется услышать такое, - крестясь, проговорила она. И добавила. – А бояться их не надо. Они зря не обидят.
Вечером, прошлепав всю дорогу по разлившимся лужам, а по некоторым пробежав с криком и брызгами, Сильвия вернулась домой до темноты. Как и обещала. С наслаждением сняла промокшие резиновые сапоги и протянула ноги к печке.
- Как тепленько, - довольно проговорила она.
- Ну что, все лужные глубины измерила? – спросила бабушка. Скомкала газеты, засунула внутрь сапог и поставила сушиться.
За печкой кто-то чихнул. Раз, второй. Сильвия застыла и уставилась туда во все глаза.
- К-кто это там? – пробормотала она.
Из-за печки вылез кот. Серый, как зола, которую бабушка аккуратно выгребала каждый раз перед растопкой. Кот потянулся, уселся посреди комнаты и начал умываться.