- Ильга презрительно хмыкнула.
- Пусть будет мажор-оригинал. Подумаешь…
- Продавщица в магазине так хорошо о нем отзывалась, - продолжала Сильвия, правда, со слов, вернее из писем его матери, которые читал дедушка, но главное.… Ну не похож он. Я на таких вдоволь насмотрелась.
Для Ильги это явно был не аргумент.
- Помню я эти магазинные чтения! Кому делать нечего – стоят, слушают. Не сомневаюсь, что собственная мамочка не пожалела красок и повыгоднее распиарила сыночка. Чтобы на него здесь косо не смотрели, когда приедет.
Сильвия открыла рот, чтобы возразить, но передумала и закрыла.
- Ладно, - махнула рукой Ильга. – Еще не хватало говорить о нем больше пяти минут! Слишком много чести.
Они помолчали. Под ними совсем рядом текла река, и у нее были совершенно иные проблемы.
- Слушай, а что ты чувствуешь, когда находишься здесь? – тихо спросила Ильга. - Без всего своего привычного. Без города.
- Что чувствую? – Сильвия задумалась. - Ну… я здесь как будто выбралась из кокона. Сама. В школе меня пытались оттуда выковырять. А здесь только я и бабушка. Ее животные. Ты. Знаешь, это так здорово, когда вокруг нет никаких одноклассников и вообще одношкольников. Пространство и время – твои, и никуда не нужно торопиться. Можно все делать в своем ритме, без дамокловых мечей над головой. Чувствовать, как идет жизнь шаг за шагом…
Ильга мысленно покрутила у виска. Вслух же спросила:
- А ты что, бабушке по хозяйству не помогаешь?
- Конечно, помогаю, - чуть не обиделась Сильвия. Но честно добавила. - Когда бодрствую.
Ильга усмехнулась. В отличие от нее Сильвия приехала сюда отдыхать. Таких в деревнях называют «дачниками». Они хотят – помогают, не хотят – нет, один раз на колодец сходят по приколу – на следующий день забивают, колорадский жук для них слишком мерзок и собирать его противно, зато сжечь на костре – это круто. Он так потрескивает… В общем, дачники развлекаются, а такие, как она, здесь живут и работают.
В реке подпрыгнула маленькая рыбка и блеснула чешуей в лучах солнца.
- А хочешь избавиться от застойных проблем? – глядя на воду, вдруг спросила Ильга. – Есть один скорый способ. Расскажи реке о своих бедах и печалях. Все утечет и сгинет.
- Правда? – оживилась Сильвия.
- Только когда будешь говорить, держи взгляд по течению, а не против.
Ильга спрыгнула с дерева.
- Я отойду, чтобы тебе не мешать. Мне тоже надо кое-что отпустить. А потом можем перекусить. И, кстати, рыбкам хлебушка покроши. Река тебя еще не знает.
- Лладно.
Ильга удалилась.
Сильвия покрошила хлеба, потом сорвала травинку и бросила в воду. Определив, куда течет река, девочка задумалась, что ей поведать. Начать с того что она везде чужая, везде лишняя, без единой подружки, без поддержки, какая-то обреченная на одиночество… Вот это. Ведь это самое главное. Или нет? Теперь у нее есть Ильга.
- Я не помню себя до семи лет, - сказала она, глядя вниз по течению. – И не вспомнила до сих пор, а ведь мне скоро четырнадцать. Разве так бывает? Мне кажется, в том отрезке времени скрывается разгадка всей моей жизни…
Вода слушала и не возражала.
Неподалеку от вербы, за прибрежными кустами, росла знакомая серебристая ива. Туда Ильга и направилась. К этой иве она приходила выплакаться, выреветь свои самые страшные обиды и отпустить предательства.
Одна из веток нависала над водой, Ильга взбиралась на дерево, ложилась на эту ветку и оказывалась прямо над течением. Конечно, предложить Сильвии сделать точно так же она не могла, это было небезопасно. Тут, как говорится, нужна сноровка, привычка, тренировка. Поэтому баба Стеша и назвала ее надежным человеком.
Ильге нравилось, когда к ней серьезно относились уважаемые в деревне люди. А Степаниду Степановну уважали. Хотя и считали немного странноватой.
Внутри ивы было овальное дупло, похожее на вертикальный глаз. Обычно Ильга клала туда угощение – пряник, сушку или печенье. Гостинец для разной лесной мелюзги. Отведав вкусненького, они не грызли ивовую кору, и Ильга, сделав подношение дереву, могла спокойно забираться на ветку.