Янтарная, полупрозрачная кожа, волосы цвета сосновой хвои – от матери-природы, цвет глаз – от человека, срубившего дерево. Древодевы наследовали от мужчин силу независимости и никогда не жертвовали собственной сущностью ради того, что у людей называется «семья». Они не плакали подобно русалкам и мавкам из-за несчастной любви, не сидели на ветвях, высматривая случайного путника. Янтарные девы очаровывали, сводили с ума любого, но еще ни одна из них не пожелала променять свободу лесов на жизнь в человеческом обличье. Возврата назад не было. А этого не стоил ни один смертный.
Пуще всего люди боялись повстречаться с Древодевами зимней порой. Вся лесная нечисть спит, не беспокоят ни гады земные, ни кровососы, только порождение человека и вечнозеленого древа витает средь снегов и стволов. Увидишь такую деву – забудешь обо всем на свете, заснешь сном прекрасным и погибельным… говорят, находили потом таких, с блаженными улыбками на застывших лицах.
Только тем удавалось домой вернуться, у кого в сердце настоящая любовь жила. Всего-то и надо было тогда пригоршню снега схватить и в лицо себе бросить, глаза умыть. Чуть в голове прояснится – ноги в руки и ходу что есть мочи из леса.
Издавна человек в стихию природы вмешивался, живое дерево железом крушил, а чем отдать такой долг, что принести в жертву?
Бывало, что нечем, и тогда лес брал сам. Люди не роптали: что тут поделаешь? Лес дал – лес взял. Лишь указывали друг другу, куда не стоит соваться, а какие места и вовсе обходить стороной.
Но не все внимали предостережениям. Одни оказывались просто глупцами, у других же не было иного выхода. До наших дней дошла Легенда о Семи Лесорубах, поселившихся близ опасного урочища и сгинувших в один миг вместе со своими домами.
Однажды ранней весной появились в тех местах муж и жена, а кто они, откуда, так никто и не понял. Пешие, не езжие, все добро за спиной, в заплечных мешках, рядом детки-погодки. Все как один, мальчики, семь сыновей. «Погорельцы, небось, или переселенцы», - шептался народ, глядя на лохмотья, в которые родители и дети были замотаны с головы до ног. Однако ни брать подаяние, ни селиться в деревне странники не стали. Вышли за околицу и скрылись в лесу. А наутро из чащи раздался стук топора. Мерный, спокойный и такой уверенный, будто нашли, наконец, эти проходимцы чужой земли то, что искали.
Через день в чаще застучал еще один топор. Через два – второй. А через неделю к первому топору и все семь присоединились. Подивились селяне – неужто вместе с отцом и дети малые работают? Да в их годы ребята первое топорище стругают, плашки березовые переводят, а эти-то, знать уж помощники выросли!
Дивились крестьяне на странную семью, но в гости пришлых не звали и сами не набивались, обходили их делянку стороной. Видать, издалека прибыли эти люди, раз поселились там, где никто не собирал грибы-ягоды и не ставил охотничьих ловушек. Местные знали, где лес не хочет видеть человека, знали уже лет сто.
Но эти люди никого не спросили. Пришли и стали жить.
По окрестным деревням пошли разговоры. Сумели, значит, сговориться. Недаром же их урочище к себе впустило. И заказы на древесину сыплются как из рога изобилия.
Через год у матери, отца и семи сыновей была лучшая изба в округе, а в кошельках зазвенели серебряные монетки. Без денег семейству было не прожить: хозяйства, кроме лошадей-тяжеловозов, лесорубы не держали, на охоту не ходили – некогда им, да и незачем. Деревья валить, плотничать да столярничать, вот что они хорошо умели, а снедь можно и в деревне купить. Платили не скупясь, но деньгами зря не сорили, матушку свою жалели и не трудили – хворая она была, работу спорили без сучка, без задоринки, и кое-кто из селян уже вовсю завидовал пришлым, хотя год назад не дал бы за их успех и жалкого поросячьего хвостика.
Теперь ни у кого не оставалось сомнений, что семья эта непростая. Братья не по годам взрослы, статны, работящи, силой недюжинной обладают, а матери послушны, не безобразят, в трактир и носа не суют. Одно только смущало местных невест – уж больно от парней болотом попахивало.