А все потому, что работали лесорубы от рассвета до заката, и чтобы не донимали их комары да злая кусачая мошка, обмазывали себя с головы до ног пахучей болотной жижей. И сколько они потом не мылись, сколько не обливали друг друга ключевой водой, ничем этот запах не перебивался, ведь и мочалки у этих парней были из болотного мха, других они не признавали.
Родителей невест гораздо больше привлекало добро в сундуках семерых братьев, а с запахом, считали они, и стерпеться можно. Многие видные девушки отказывали деревенским женихам в надежде на сватовство кого-то из лихих лесорубов. Манили их эти по нездешнему загадочные парни, совсем не то, что местные простаки!
Но кроме стойкого болотного запаха было кое-что еще. Янтарные сосны на заветной делянке непостижимым образом за ночь вырастали вновь и к утру обретали прежний кондовый вид. В деревнях об этом знали все, даже юродивые. Говорить же вслух осмеливались лишь немногие, да и те плотно затворяли двери и наглухо закрывали ставни, словно болото оттуда, из лесной глуши, могло подслушать и наказать любопытных. Конечно, зажиточные родители, что мечтали породниться с лесорубами, надеялись, что после свадьбы молодые поселятся на людях, в деревне, что уговорит жена своего мужа покинуть глухое место. Ни одна из окрестных красавиц не согласилась бы зажить близ урочища по доброй воле, пусть даже и на сундуках с серебром.
По воскресным дням после церкви наезжали сыновья с матерью в деревенские лавки и магазинчики. Их обслуживали сами хозяева, лучшие товары выносили, принимали заказы, кланялись. А досужие завистливые кумушки вовсю чесали языками, и однажды долетели до матери чьи-то злые слова – лиха, мол, она не знает, живет себе припеваючи. Она вдруг возьми и ответь, хотя раньше и взглядом мало кого удостаивала.
- Да вот, не знаю лиха, хоть бы взглянуть на него как-нибудь.
- Теперь узнаешь, - ответили ей. - Вдоволь насмотришься.
Впоследствии никто из тех шушукающихся кумушек, среди которых были жена мельника, трактирщика, кузнеца и кое-кто еще из небедствующих селян, не могли припомнить, кто же все-таки произнес роковые слова.
Через неделю исчез отец лесоруб. У самой кромки болота нашли братья его топор. И больше никаких следов. В деревнях всем миром решили – взял лес свою первую жертву.
Загрустила жена по мужу, да так, что не знала, куда себя деть от тоски и печали. Взяла она тогда мужнин топор и стала сыновьям помогать. Тем от хворобы избавилась, повеселела, но как-то раз прихватило ее пуще прежнего, осталась она дома, а сыновья еще затемно работать ушли.
В утренних сумерках постучалась в дверь старушка-странница, обсохла, обогрелась, обвела избу единственным глазом, да и нагадала матери, что как только женит она своего младшенького, так останется одна, заболеет и умрет. А от сыновей ее удача отвернется. Прогуляют они все денежки накопленные и будут прозябать в бедности. Хуже последних деревенских бедняков станут.
Очнулась мать, когда непрошеной гостьи давно след простыл, и ужаснулась, а что, если правду сказала странница – не вынесет она одиночества, сляжет. Кто тогда воды подаст, кто глаза закроет? Но о том, чтобы переступить чужой порог, мать и знать не хотела. Две хозяйки двор не делят.
А пуще собственной смерти испугалась мать за сыновей. Не для того они в детстве скитались, мыкались, дальнюю дорогу терпели, чтобы потом кости глодать да милостыню просить.
И решила – не бывать этому. Никогда не бывать.
Перед тем как сказаться окончательно выздоровевшей, мать взяла с сыновей обещание, что не покинут они ее, здесь останутся. Тут где-то и отец непогребенный бродит, и изба, им срубленная, стоит, не годится все это бросать. Исстари ведь повелось, что жена вступает в дом к своему мужу, где бы этот дом ни находился. Переглянулись сыновья и дали матери такое обещание. А как не дать?
Вот вышел старшему самый возраст жениться, но мать сказала:
- Может, не будешь спешить со свадьбой? Брата своего подождешь, избы поставим добрые, а там и женитесь вместе.
Старший не стал возражать, согласился с матерью. И то, правда. Вместе и работать, и свадьбу справлять веселее. Поставили два дома, пришли к матери. Та посмотрела, похвалила сыновей и спросила: