- Мирко! - истошно выкрикнула девушка, слезы текли по щекам, оставляли на грязной коже белые тонкие полосочки.
Следующий удар сапогом в спину, оказался решающим. Мирко припал лицом к земле, быстро выдохнул, и выпал из сознательного бытия.
Главарь удовлетворенно кивнул своим ордынцам и те, принялись доставать ремневые верёвки, связывая обессиленных девушек и пленных казаков.
Колонна из пятнадцати неулыбчивых девичьих лиц, и пяти искаженных мужских, потянулась к берегам Днепра.
Взлохмаченные девушки шли с опущенными головами, касаясь босыми пятками прохладной травы.
Тихо плакали и мысленно проклинали татар.
Казалось, красивые лица дочерей, сестёр и чьих-то жен, резко постарели и покрылись морщинками.
Ракида сорвала с шеи кожаную верёвочку, на которой висел клык дикого кабана, убитого на охоте - подарок от Мирко.
Его первый трофей, его гордость. Долго держала её на ладони, потом спрятала в карман и посмотрела на сожженную деревню.
Было тихо.
Земля молчала.
Птицы и деревья молчали.
Будто все погибло, все пропало в том страшном огне.
Повисла такая тишина, от которой волосы встают дыбом.
Ракида последний раз посмотрела на огарки стен, ещё дымящиеся стога сена.
Расплавленные или жестоко убитые тела мужчин и женщин, местами, лежавшие в обнимку или прижимавшие к груди своих детей.
Поселение выглядело, как сплошной сгоревшей гроб, - больше ни чего не осталось!
Глава 4
Ракида
Мы шли уже достаточно долго. Ноги наши, исколотые еловыми иглами, и израненные острой галькой, стали ватными, и отказывались подчиняться. Руки онемели от тугих веревок, последние силы почти иссякли.
Надышавшись дымом, я, как и остальные девушки и мужчины, очумела от жажды.
Казалось, дороге не будет конца. Мы все шли, и шли длинным строем, под пристальными взглядами татар.
С наступлением сумерек татарский вождь отдал приказ организовать место для привала и велел своим воинам разжигать костры.
Татарские солдаты повели лошадей к реке и дали им вдоволь напиться. На ровне с загнанными животными, напоили и нас.
Девушки скопом бросились к воде, что бы смыть копоть с лиц и остудить красные от солёных слез, щеки.
Над речной гладью образовался непроглядный туман. В метрах пяти от плакучей ивы виднелся, вытянутый вдоль берега, колючий кустарник, а за ним, непролазный лес - единственное спасение для меня.
В пути, я незаметно подняла с земли плоский камешек, и стёрла им верёвку так, что напряги я, свои запястья чуть сильнее, тоненькие нити каната лопнули бы, и даровали свободу.
А там...
Стоит лишь тихонько двинуться, незаметно миновать девушек и ринуться вперёд, набирая скорость...
Бежать, петляя то в право, то влево, что бы быстрые татарские стрелы, да острые топорищи, не нагнали беглянку, и не одарили посмертным поцелуем девичью спину...
Броситься что есть сил, спускаясь в низ по реке, пока весь этот ужас не останется позади частых стволов березняка...
Но Мирко... Как я могу его оставить? И прочие узники... Не время бежать, не время принимать легкомысленные решения.
Я, как и остальные пленницы, лежала на животе, иначе к воде не поступить, берег был крутым и обвалистым.
Опустившись всем корпусом к молчаливой реке, что бы зачерпнуть в ладони немного воды, я как в зеркале увидела свое скудное отражение.
Взлохмаченные волосы, измученное горем лицо. Выпачканное сажей платье, местами рваное и спустившееся с дрожащий плеч. Морщины, осевшие на молодой коже и серые круги под глазами. Не здоровый болезненный вид.
Я гневно ударила ладонью по воде и прогнала всплеском собственное отражение.
Татары немного расслабились, и поджав под себя ноги, уселись на траве, неторопливо обсуждали что-то неизвестное.
Интересно, сколько потребуется времени, для того, что бы освободить остальных связанных? Час? Два? Или это займёт всю ночь? Будут ли спать татары или вести караул посменно?
Я взглянула на связанных девушек, посмотрела в сторону леса, измеряя расстояние, и прикидывая исход нашего успеха или провала.
И вдруг, я заметила, как из-за куста показалась взъерошенная русая голова мальчишки.
Каринах, тот самый босоногий мальчик с грязными пяточками, которого мать призывала бежать в лес.
Ужас, застывший на курносом, израненном острыми шипами лице ребенка, навивал холод.
Я медленно поднесла указательный палец к губам, призывая к молчанию испуганного волчонка, и обернулась.
Татары по-прежнему вели разговоры, лениво переворачивали на вертеле пойманную дичь, жестикулировали, и изредка сплевывали на землю вязкую слюну.