Зажмурилась, я глубоко вдохнула, тяжело выдохнула.
Всмотрелась в куст, с надеждой не увидеть ребёнка на прежнем месте, но он продолжал сидеть неподвижно, не меняя позы, заискивая взглядом то ли помощи, то ли смерти.
Мальчишка долго шёл за нами. Шпионил. Следовал за единственными одно поселенцами, оставшимися в живых. Он не понимал своей глупости и опрометчивости. Несмышленый птенец.
Ещё пару минут назад я тешила себя крохотной надеждой на спасение, а сейчас мои планы лопнули, словно мыльный пузырь...
Сейчас я думала о том, как мне поступить: сделать ли вид, что ничего не заметила и действовать по плану. Выкинуть ли эту идею из головы и уйти со всеми, что бы не привлекать внимание нашим бегством. А как же совесть?
Позволит ли мое девичье сердце оставить мальчишку в опасности?
Я потеряла всякие силы и померкла.
- Всем встать! - Немного искажая звучание слов, скомандовал татарин, тот, который имел неопровержимый авторитет у войска. - Вставайте грязные русины! - путаясь в окончаниях доносил приказы он.
- Ты не понимаешь меня? - подойдя со спины, он схватив меня за шею, издавая бесующий рык .
- Убери свои руки, пёс! - жадно глотая воздух хрипела я, и схватив "железную кисть", попыталась оторвать его руки от саднящей от боли шеи.
- Я не пес! Я Чадан Каир, верный мурза Великого Хана Батыра! - он переправил мощную руку с шеи, и крепко сжал горло.
Я почувствовала резкое головокружение, казалось, что в лёгких больше не осталось воздуха. Прикрыв глаза, под тяжестью собственного тела, я начала медленно терять сознание.
- Запомни, женщина: непокорные рабыни, это мертвые рабыни! - Он убрал руку от покрасневшей шеи, и развернув меня лицом к себе, медвежьей хваткой втиснул толстые пальцы в мои скулы. - Встань, когда я говорю!
Я дернулась, и вцепилась зубами в жёсткую кожу между указательным и большим пальцем, и сжимала челюсть до тех пор, пока не почувствовала во рту вязкую кровь и неприятный привкус железа. Чужеземец вскрикнул и скривился от боли.
- Ведьма! Сихерче! Эта ведьма меня цапнула! - он поднял руку, демонстрируя заинтересованным татарам затекшую кровью кисть и рваную рану из которой торчало человеческое мясо.
В попытке не потерять непреклонный авторитет, и утвердить положение главного, он достал хлыст и ударил кожаным жгутом землю.
Резкий свист оглушил на секунду.
Испуганные девушки жалостно охнули и выгнули спины, отклоняясь на зад.
Ещё удар.
Трава отлетела в стороны, рассекая воздух на пополам.
Чадан Кадыр отбросил хлыст и поднял руку, демонстрируя ладонь и призывая охваченное зрелищем войско, к тишине.
Большого ума не требовалось, что бы понять, что татарин зол.
Пока я оценивала ситуацию, он подошёл ко мне почти в плотную.
Замахнулся, но вдруг задержал руку, удар не последовал.
Я на секунду зажмурилась, а когда вновь открыла глаза, поймала настороженный взгляд остальных татар, направленный в сторону кустов.
Сердце залилось кровью от надвигающейся беды.
- Беги, Каринах! - Что было сил закричала я, не отводя от врага взгляд.
Мальчик вытянул тонкую, что у гусенка шею, и бросился бежать, но поскользнулся о глиняный настил берега и упал в тёмную воду реки.
- Каринах! - встревоженно выкрикнула я, и подскочила с земли, бросилась на помощь. Схватила его за ворот рубахи и вытащила на уступчатый берег.
Мы лежали на спине, совсем рядом, не поворачиваясь лицами друг к другу. Запыхавшаяся я, и недвижный птенчик, беззаботно разглядывающий голубое небо.
- Ты зачем в воду полез? - шёпотом спросила у него.
- Рядом была. - Спокойно и так же тихо, ответил Каринах.
- Что ж ты в рощу не убежал, чудной? Ты бы успел! - шепчу с досадой.
- Растерялся...
Мальчик медленно повернул голову, и глядя в мои глаза, сказал ещё тише, чем прежде:
- А если честно, я струсил.
После недолгого молчания он спросил:
- Меня убьют? - голос его казался спокойным, без ноток тревоги и страха.
- Пусть только попробуют! - смело отвечаю и туго сжимаю кулаки.
- А мамку мою тоже того? - вдруг спрашивает отрешенно.
Я не ответила. Не знала, что сказать.
- И братьев тоже? - не унимался ребёнок, догадавшийся обо всем и без моего ответа.
Опять молчание.
- Ну и пусть убивают. Я не боюсь! - холодно сказал он, и отвернул лицо. Звучало это, так по-взрослому: равнодушно и смело.
Я тоже отвернулась, но лишь по тому, что бы мальчик не увидел моей слабости и слез. Мне было трудно принять ту данность, что сейчас, находясь в одном безвыходном положении с ребенком, он оказался во многом сильнее меня.