Химик
Чпок обзавелся своими Гонцами. Имен настоящих их он не знал, но сами себя они, смеясь, называли Надькой, Веркой и Любкой. Все пышногрудые и крепкозадые, словно поп-дивы из телеящика, Надька только брюнетка, Верка блондинка, а Любка рыжей была.
— Много, много Лысых поместится, — радовался Чпок, приглядываясь к их крутым бедрам.
Теперь он целыми днями резался в карты с Боксером и Пешим, да жрал немеренно, нескоромно. Чтобы совсем не раздаться да не осоловеть от жизни такой, вертел часок после полудня нунчаки мужа бочкиного, рабочего хмыря. Хмырь этот, правда, тоже теперь поднявшись на бочкиных доходах, с работы уволился и целыми днями хмуро глушил белую собственного производства, из дома редко выходя, разве что за закусью, луком да огурцами, на огород.
Дни текли быстрые бессмысленные. Однажды зазвонил телефон и веселый голос предложил почти что «лысых, но получше». Так появился Химик. Химик росту был невысокого и, говоря, голову постоянно задирал вверх, словно барбос какой. Нраву он был жизнерадостного и покладистого. Цену не завышал. Когда он первый раз развязал тесемку своего кожаного мешочка и высыпал на ладонь Чпока его содержимое, глаза того словно обожгло язычками костра. Солнечные зайчики зарезвились в зрачках у Чпока, да так и не поблекли. Чистяка такого голдового он еще не видал. Двенадцать горошин искрились в его руке, теплом своим лаская, согревая душу.
— Сам отливаю, — светился от гордости Химик.
— А как, как? — силился спросить Чпок, но во рту его пересохло.
— Дом у меня на отшибе. Установил там лабораторию с братом, — пояснял Химик, — стараюсь по ночам работать, чтоб Серые не засекли. Объявление дал в газету: «Скупаю платы». Сейчас их до жопы. И все дела.
Отныне раз в неделю Химик радовал Чпока, и завязалась у них дружба. Вместе ездили на шашлыки, на речку купаться. Брали с собой Гонцов. Рукастый Химик ставил мангал, и пока прогорали угли, носились с Чпоком саженками наперегонки. Потом подолгу валялись на берегу.
— Ты в детстве кем хотел стать? — спросил как-то Химик, поглядывая на плещущихся в речке Гонцов.
— Не помню, — вяло отвечал Чпок.
— А я вот хотел стать врачом. Даже в школе на УПК записался в медбратья. Отправили нас на практику в больницу. Но нам с товарищем быстро надоело каталки по коридору толкать. Вот мы и придумали игру. Коридоры-то наклонные. Отпускали каталку с больным. Она катится. Больной орет. Главное, надо было успеть поймать каталку до поворота, пока она в стенку не врубится. Но мы обычно не успевали.
Химик с Чпоком заржали.
— Потом, помню, как-то меня послали одну бабку на флюорографию тащить. Вот она при виде меня перебздела! Я ей по-быстрому кашу в рот запихивал, а она орет: «Только не он, только не он! Хочу медсестру!» Потом я ее давай с кровати стягивать, а она упирается, ногой меня норовит в живот садануть! Ох, смеху было!
Улыбался даже неулыбчивый Пеший, которого в тот раз взяли на речку.
— Ну а потом нас в поликлинику перевели в регистратуру. Мы там внизу сидели, балдели, ну так придет какой-нибудь больной, скажет, отнесите, мол, карту к врачу такому-то, а мы: «Нет его, уволился давно». Или: «Помер такого-то дня». Вот умора-то была. Ну а потом нас главный врач разоблачила и уволила. Смешная у нее фамилия была — Занездра.
— Да ты что, — удивился Чпок. — А я в больнице с парнем одним лежал, так он тоже был Занездра.
— Запездра, бля, — хохотнул Химик. — Сын ее, наверное!
Химик сорвал с земли листик кислицы, пожевал. Лицо его приняло мечтательное выражение, он запустил руку в штаны, почесал яйца.
— Я вот думаю, бабуль поднакоплю, и в Столицу подамся, — сказал он вдруг.
— Зачем? — спросил Чпок.
— Клево там, — пояснил Химик все с тем же выражением лица. — Дядька у меня там живет и брат двоюродный. У них хата в самом центре, трехкомнатная. И дача есть. А дачи там, не то, что здешние — о-го-го! Дома большие и участки огромные. Люди интересные, молодежь веселая. Вот меня брат как-то взял с собой на дачу, пошли мы к соседям на вечерину, там девки модные, все в джинсах, музон, танцульки. Потом дали мне водички из бутылки пластиковой хлебнуть, я вначале думал обычная, а они все смеются, спрашивают, как тебе, мол, наша водичка. Тут-то я и понял, не простая водичка-то! Пошли во двор, потом за участок в лес погулять, тут вдруг среди ночи так светло стало! У одной девки, так ваще крышняк снесло, она давай с березами обниматься! А я смотрю на дерево какое-то вдалеке и вижу вроде, что то не дерево, а автобусная остановка. Потом кажется мне, что я не на тропинке лесной стою, а посреди дороги широкой в Крыму, куда я в детстве с родаками ездил. Ну, решил я пойти по этой дороге, все деревья и листочки щупать, убедиться чтобы, они это или не они. Вот так ломанулся я куда-то вбок и потерялся. Только утром меня нашли, лежал я на земле, крепко к ней прижавшись, голова чуть на бок повернута, глаза на растения всякие скошены, это я жизнь букашек разных и муравьев изучал, такой она мне вдруг занимательной показалась! А все прочие мои мысли расстроились, растеклись, разлетелись, в общем. Ну, оттащили меня в дом, я потом еще пару дней в себя приходил, собирался по кусочкам, но, в конце концов, удачно вроде собрался, вернулся я в себя прежнего. Вот как клёво в Столице-то!
Химик замолчал. Гонцы все так же резвились в воде, перекидывали сине-белый надувной мяч.
— Ну а ты что все молчишь, расскажи чего-нибудь, — обратился Химик к Пешему.
— Не знаю, что рассказать, — наморщив лоб, отвечал Пеший.
— Ну, хоть что-нибудь.
— Могу вот про пирожки, — неуверенно начал Пеший.
— Ну, давай хоть про пирожки, — подбодрил его Химик.
— Собрался я как-то в монастырь…
— На хрена? — удивился Химик.
— Не знаю, хотел и все. Было это в Эстонии, зимой. Узнал, что есть там православный монастырь, вот и собрался. Вначале долго ехал автостопом. До города добрался к ночи. А до монастыря оттуда еще тридцать километров. Ну вот, пять рублей у меня в заначке оставались. Нашел такси, договорился. Таксист все удивлялся, зачем это я на Лысую гору ночью еду. Там же лес, тьма, никого. А я говорю: «Нормально все, там у меня дела». Но как вышел, сам испугался. Холод дикий, черным-черно, тишина. Ну, полез на эту гору, а там в темноте монастырь виднеется, как древний замок какой. Стучу, стучу в ворота, никто не открывает. Птицы вдруг из башни вылетели, прямо над головой крыльями шуршали, напугали меня. Я уж совсем отчаялся, тут дверка рядом с воротами открылась, оттуда бабка высовывается: «Ты кто?» «Я, — говорю, — паломник!» «Какой еще паломник?» — спрашивает. «Ну как, какой, как в средние века!» «А паспорт у тебя, голубчик, есть?» «Какой еще паспорт, разве ж, — говорю, — в средние века с паломников паспорта спрашивали!» «Без паспорта никак, — отвечает, — да и вообще у нас мужчинам нельзя — монастырь-то женский!» «Вот те раз», — думаю. «А куда ж мне податься, — спрашиваю, — на ночь глядя?» «А вон внизу, милок, есть турбаза, туда и иди», — говорит и запирает замок.