— А где это?
— Ну там, недалеко. Мы покажем, — прижмурился против солнца Шурка. — Идемте…
Что ж, особенно собираться не было нужды, Агеев, в общем, был внутренне готов и, тяжело поднявшись, вслед за ребятами пошел по косогору к дороге. Копать сегодня все равно уже не было настроения, и он думал, что, может, лучше будет посидеть с людьми за общим столом, помянуть человека. Ровесник все-таки.
Мальчишки быстро семенили обочиной улицы, изредка озираясь на отстававшего Агеева, за мостком свернули в заросший травой переулок, перелезли сами и дождались, пока перелезет он через жердку невысокой изгороди, и стежкой по краю картошки вышли на незнакомую улочку вблизи оврага. Зады здешних усадеб, как и на его Зеленой, упирались в овражные заросли, над которыми величественно возвышалось несколько вязов — точно как когда-то подле усадьбы Барановской. Здесь в добротно срубленном новом доме с высоким коньком и настежь распахнутыми окнами слышался сдержанный шум голосов; во дворе стояли несколько мужчин и женщин, эти или молчали со скорбью на немолодых лицах, или, покуривая, негромко переговаривались возле забора. Из дома навстречу ему вышел разомлевший от жары Евстигнеев в своем неизменном темно-синем костюме, стал обмахивать раскрасневшееся лицо капроновой шляпой.
— Духота, как в бане, — просто сообщил он. — Знаете, пойдемте на воздух. На ветерок!
— А вон на бугорок, — отойдя от забора, предложил немолодой мужчина в кирзовых сапогах.
Евстигнеев начальственно огляделся:
— Правильно, Хомич! Позовите там кого… Вот Скорохода с Прохоренкой, — кивнул он в сторону тихо разговаривавших мужчин у калитки. — Ветераны все-таки.
— И это захватить, а? — с намекающей улыбкой спросил Хомич, и Агеев узнал в нем мужчину, который уносил с кладбища подушечку с наградами.
— Как хотите, — махнул Евстигнеев. — Пойдемте, товарищ Агеев.
Все обмахиваясь шляпой, он хозяйским шагом, не спеша прошел по двору.
— Вы это, товарищ Агеев, надеюсь, не обиделись на нас? — не оборачиваясь, на ходу спросил Евстигнеев. — Ну, за проверочку? Знаете, сигнал был, а сигналы мы должны проверять.
— Да нет, я ничего, — сказал Агеев. — Оно понятно.
— Ну и хорошо. А то некоторые, знаете, обижаются. Критика, она, знаете, особенно для малосознательных.
Агеев промолчал, словно польщенный тем, что вот избежал разряда малосознательных. И то хорошо.
— А покойник, он ведь и к вам похаживал, — между тем продолжал Евстигнеев. — Вроде дружки были.
— Да так, знаете…
— Ну а мы тут с ним десять лет… Еще как я военкомом был.
— Здесь военкомом? — переспросил Агеев.
— В течение ряда лет, — уточнил Евстигнеев. — До выхода в отставку.
Они перешли огород и еще раз одолели изгородь, не очень ловко перевалились через верхнюю жердь и оказались возле оврага.
— Вот присядем. Теперь тут хорошо. И покойничек, кажись, любил сюда забегать. С дружками, конечно, — с незлым укором говорил Евстигнеев, усаживаясь на примятой траве и вытягивая вниз короткие ноги в плотно зашнурованных черных ботинках.
Агеев примостился рядом.
— Я, знаете, человек прямой. Как и полагается военному. Не скрою, люблю порядок. А как же иначе? Во всем должна быть дисциплина и организованность.
Округлив белесые, слегка навыкате глаза, он с некоторым удивлением оглядел Агеева, и тот поспешил согласиться.
— Конечно, конечно…
— А у нас еще беспорядков великое множество. Особенно на периферии. Вот и покойник… Неплохой человек, ветеран и так далее… А порядка не признавал!
— Вот как?! — несколько фальшиво удивился Агеев.
— Именно. Пил!
— А он что, каждый день?
— Именно! И никакого внимания на общественность. Я уже не говорю про этот бондарный цех, где он работал. Там они все такие… Но я сам беседовал с ним раз, может, десять…
— И каков результат?
— Безрезультатно! — взмахнул в воздухе шляпой Евстигнеев.
Через ограду уже перелезал Хомич с двумя бутылками в оттопыренных карманах брюк. Заискивающе или, может, виновато ухмыляясь, он водрузил бутылки на траву перед Евстигнеевым.
— Хоть вы и против, Евстигнеич, но…
— Я не против, — нахмурился отставной подполковник. — Теперь есть причина, полагается…
— Конечно, конечно, — поспешил согласиться Хомич и сказал, обращаясь к Агееву: — Покойничек тоже не против был. Сколько мы с ним тут посидели!..