— А как же вы, тетя Майя? — спросил Филька.
— В самом деле, как же ты, Майечка? — забеспокоилась Лиза. Её пугала разлука с предприимчивой спутницей.
— К вечеру или в крайнем случае утром переправлюсь с больничными машинами, — ответила она. — А вы торопитесь и подальше уходите от речки.
Они условились о месте встречи на той стороне и расстались.
На берегу, у переправы, было тесно от машин и подвод. Тысячи людей — военных и гражданских — беженцев ждали своей очереди. Порою у моста вспыхивали жаркие споры, слышались крики, ругань, даже выстрелы, и тогда чёрный от пыли и копоти капитан вскакивал на первую попавшуюся машину и, размахивая наганом, что-то кричал, водворяя порядок.
Люди торопились. Кое-кто уже переправлялся вплавь, другие спешно мастерили плоты из каких-то ящиков и бревен.
Майя слышала, как лысый седой старик, набивая махоркой большую трубку из расшитого солдатского кисета, наставительно говорил молодому сержанту:
— А ты, братец мой, не петушись, а в толк возьми — не умеете воевать. Гонит он вас, а почему? Вот ты мне ответь — почему?
— Сила у него, машины, танки, — с неохотой отвечал сержант.
— Хорошо — у него сила. Согласен. Опять же ответь мне, а почему у него сила, а у нас нет силы, почему у него танки есть, а наших не видно, почему его самолёты носятся по небу, а наших опять-таки не видно?
— Мы ещё не подтянули свои силы.
— А почему не подтянули? — наступал старик на сержанта, как будто тот был в ответе за все наши фронтовые неудачи.
Вопросы старика возмущали Майю. «Язва, злопыхатель», — поругивала она про себя старикашку, а душу терзала необъяснимая мысль — в самом деле, почему наши отступают, почему у переправы такая толчея — нет лодок, нет понтонов? Почему тысячи людей должны сидеть здесь? Но она ещё верила, что скоро, очень скоро появятся и лодки, и понтоны, и она обязательно будет на том берегу.
Тот, совсем недалёкий, отчетливо различимый противоположный берег был пределом желания каждого. На том берегу было спасение и каждый стремился поскорее переправиться туда.
— Опять скопились! Приказываю рассредоточиться! Или бомбёжки ждете! — хрипло кричал капитан. И как бы в подтверждение его опасений откуда-то донеслось грозное и страшное: «Воздух!».
Люди бежали вон от переправы, прячась в кустах, в канавах, в заранее вырытых щелях. На какое-то мгновение над берегом повисала зловещая тишина, и вдруг тишина лопалась и снова сердито начинали тявкать зенитки, и снова долбили небо счетверённые пулемёты, снова землю сотрясали взрывы бомб.
Майя видела, как неподалеку от моста вырастали огромные чёрные султаны воды и грязи, и в ужасе она думала о том, что будет, если фашисты разбомбят переправу — узкий понтонный мост, который скрипел, выгибался, как живой, под тяжестью колёс.
Однако наши зенитчики работали усердно, а вражеские лётчики, видимо, не отличались смелостью и сбрасывали свой смертоносный груз мимо переправы.
После очередной бомбёжки над берегом опять на какое-то мгновение повисла обманчивая тишина. Пахло горьковатым пороховым дымом. Люди с недоверием и страхом посматривали в равнодушное небо, но в следующую минуту забывали о бомбах, и берег продолжал шуметь, бурлить, кричать…
Рано утром, когда больничные машины уже были недалеко от переправы и по Майиным подсчётам через час-другой она уже будет на том берегу, кто-то истошно закричал:
— Немцы!
И вслед за этим криком в гуще подвод и машин оглушительно грохнул первый снаряд.
Угрюмые, неразговорчивые беженцы возвращались назад к своим покинутым селениям. Они брели по бездорожью — неубранными полями, они шли туда, откуда чёрной тучей ползла орда захватчиков.
Однажды километрах в двадцати от города, уставшая и голодная, Майя сидела у лесного ручейка. Она отбилась от компании знакомых, потому что в кровь растёрла ногу и дальше идти не могла, ей нужен был хотя бы небольшой отдых.
На душе было тоскливо и жутко: что ждёт её в городе? И вообще стоит ли возвращаться туда? Не лучше ли уйти в деревню к двоюродной сестре… Но дома ли сестра? А что если та эвакуировалась, оказавшись более удачливой, а вот она, Майя, несчастная-разнесчастная…
— Майя Александровна? Вот так встреча! — неожиданно раздался за спиною голос.
Она вздрогнула, обернулась. Перед ней стоял знакомый директор МТС Иван Егорович Зернов.
— Вы ли это, сестрица милосердия? Какими судьбами очутились в лесу? — продолжал он.
— Возвращаюсь после неудачной эвакуации.
— Понятно. А теперь, значит, смотритесь в ручеёк и судьбу свою ищете, — говорил Зернов, присаживаясь рядом.