На следующий вечер Майя привела на квартиру к Фёдору Ивановичу Зернова.
— Иван Егорович? Здравствуйте! — воскликнул обрадованный и удивлённый доктор. — Как ваша рана?
Пожимая руку, гость ответил:
— Совсем зажила. Спасибо.
— Нехорошо, Иван Егорович, после операции ни разу врачу не показались, ни разу к себе не пригласили, — упрекнул он Зернова.
— Каюсь, Фёдор Иванович. Как это говорится, виноват, исправлюсь, — ответил тот.
— Рано встали, очень рано.
— Тоже грешен, — улыбнулся Зернов. — Сами знаете — время такое, не до лечения.
Доктору Бушуеву давно хотелось встретить Зернова и откровенно поговорить с ним. Сперва он только догадывался, а теперь был уверен, что бывший директор МТС играет не последнюю роль в городском подполье, что Зернов, по всей вероятности, специально остался в городе для партизанской борьбы. Поэтому сейчас Фёдор Иванович без предисловий начал:
— Я знаю, Иван Егорович, кто вы и что делаете, и хочу быть с вами. По-другому жить не могу. Прошу принять.
Обветренное небритое лицо гостя было серьёзным и сосредоточенным. Из-под сдвинутых кустистых бровей изучающе и строго смотрели острые карие глаза. Зернов не торопился с ответом, он как бы обдумывал и взвешивал каждое слово доктора.
— Это не просьба, дорогой Фёдор Иванович, это ваше законное гражданское право, — как-то по-домашнему просто заговорил Зернов. — Только вот какое дело: мы-то давно считаем вас в наших рядах. — Заметив недоумённый взгляд собеседника, он деловито пояснил: — Вы уже немало сделали за это время, и если бы немцы узнали, что вы лечили раненого красноармейца, что оперировали подпольщика, что скрыли у себя в больнице советского лётчика, они повесили бы вас незамедлительно.
— Вешать они мастера.
— Умеют. Только знаете, как говорится, кто с петлей к нам придёт, на ней и повиснет.
Они допоздна засиделись в докторской комнате, и эта пустая комната теперь не казалась Фёдору Ивановичу холодной и бесприютной. Они с Зерновым долго и откровенно беседовали, припоминая прежние дни, общих друзей и знакомых.
В этот вечер доктор Бушуев узнал многое такое, что раньше было непонятным и странным. Прежде Фёдор Иванович слышал от Елены Степановны только отрывочные вести с фронтов, а сейчас Иван Егорович сообщил ему подробную сводку Информбюро за целую неделю.
Где-то за окном, в ночи, неожиданно залаяли зенитки, и сквозь этот нервный лай послышался спокойно-уверенный гул самолёта. В следующую минуту заухали взрывы — один, второй, третий…
— Наши бомбят, слышите, Иван Егорович, наши! — возбужденно крикнул доктор Бушуев.
— Слышу, пожаловали в гости.
— А немцы горланят, будто всю нашу авиацию уничтожили.
— Пусть себе горланят, пока не охрипли.
В комнату вошла Майя.
— Иван Егорович, пора, — сказала она.
Зернов порывисто встал.
— Да, да, погостевали и хватит, пора, как говорится, и честь знать. До свидания, Фёдор Иванович.
— Куда вы на ночь глядя?
— Ночка тёмная — помощница наша. Майя Александровна проводит меня.
— Это могу сделать я, — заявил доктор.
— Ей сподручней, а потом кое-какие дела у нас есть по дороге, кое-кого навестить нужно.
Зернов и Майя ушли. Сейчас Фёдору Ивановичу хотелось быть вместе с ними, хотелось быть участником тех «кое-каких дел». Он понимал, что эти дела — неустанная подпольная борьба.
В другой раз, вот так же поздно вечером, на улице, у самого дома, визгливо заскрипели тормоза автомашины, потом послышались голоса и нетерпеливые удары в дверь.
— Фёдор Иванович, вы слышите? — с тревогой спросила вбежавшая Майя.
— Слышу. Немцы пожаловали. Иди к себе в комнату.
— Нет, нет, — запротестовала Майя.
Снаружи доносились глухие голоса:
— Доктор Бушуев, откройте!
— Это ко мне стучат. Уходи, — решительно потребовал Фёдор Иванович. В тёмном коридоре он отодвинул засов. Распахнулась дверь, и его сразу ослепили несколько фонариков.
— Доктор Бушуев? Хирург?
— Да, я хирург.
— Быстро, быстро с нами! — потребовали немцы.
И не успел он сообразить, что происходит, не успел спросить, что нужно непрошеным гостям, а его уже подхватили под руки и потащили на улицу, потом втолкнули в машину.
«Хорошо, что не её забрали, — подумал Фёдор Иванович о Майе. — А меня за что? Неужели пронюхали о лётчике Казакове?», — билась в мозгу тревожная мысль.
Подпрыгивая на выбоинах, машина с сумасшедшей скоростью мчалась но затемнённому городу, потом, взвизгнув тормозами, внезапно замерла, и в слабом свете подфарников доктор Бушуев неожиданно увидел парадный вход своей городской больницы.