Самарин подошёл к Фёдору Ивановичу и протянул руку.
— Извините, доктор Бушуев, мы думали о вас другое…
— Обо мне пока многие так думают, — ответил доктор. — Но сейчас ближе к делу…
В то время, когда Фёдор Иванович был занят своим делом, полковник Дикман осуществлял хитроумный план захвата раненых партизан.
Со стороны могло показаться, что оккупанты решили восстановить разрушенное здание школы по Пушкинской улице. Часам к десяти сюда пришли какие-то гражданские лица с рулетками, кирками, лопатами, даже с теодолитом и принялись за работу. Они что-то измеряли, раскапывали, проявляя особый интерес к поискам входа в школьный подвал. А неподалеку от школы, в переулках, подозрительно скапливались машины и мотоциклы с гестаповцами и полицейскими.
В полдень приехал сюда сам комендант. По его плану «строители» уже давно должны были «случайно» обнаружить раненых партизан, а они никак не могли проникнуть в подземелье. В конце концов разгневанный полковник приказал притащить сюда экскаватор и началась работа.
Под школой действительно оказался вместительный подвал, но сколько ни рыскали с фонарями гестаповцы, партизан там не было.
Вечером комендант метал громы и молнии — партизанам каким-то чудом удалось улизнуть. Партизаны появляются там, где их не ждут, исчезают на глазах, даже растворяются в воздухе, как будто каждый из них носит в кармане шапку-невидимку.
Обер-лейтенант привёл к полковнику насмерть перепуганного доктора Безродного и доложил, что никакого человека в полушубке задержать не удалось.
— К чёрту, пойдите все к чёрту! — завопил комендант. Он клял себя за то, что пожалел паршивого докторишку. Нужно было действовать не так, нужно было дать возможность доктору встретиться с человеком в полушубке, а потом следить, куда тот повёл бы врача. А то стали копаться у школы, а партизаны, не будь дураками, за это время успели скрыться какими-то потайными ходами.
Полковник Дикман хотел реванша, думал разгромить партизанское гнездо, он не сомневался в успехе. И на глазах у своих подчиненных так позорно сел в лужу.
— Проклятье, — в бессильной злобе простонал он и вдруг почувствовал, как что-то острое ударило в сердце. Навалившись грудью на стол, он широко раскрытым ртом жадно хватал воздух.
— Герр оберст, герр оберст, — испуганно лопотал вбежавший адъютант.
— Врач-ч-ча, — с присвистом попросил полковник.
В этот вечер за Фёдором Ивановичем срочно прислали машину и увезли его к заболевшему коменданту. Вместе с доктором Корфом они осмотрели полковника, назначили лечение и, оставив у постели больного госпитальную сестру, сами вышли в гостиную. На этот раз Фёдор Иванович выслушал сердце коменданта по-настоящему и лекарства посоветовал самые лучшие. Ему было совсем невыгодно, чтобы комендант окочурился или был отправлен куда-нибудь в Германию из-за болезни сердца. Теперь, когда с товарищами из лагеря налажена связь, нельзя было лишаться возможности бывать в лагере. Кто знает, как повел бы себя другой комендант.
— Полковник, видимо, перенёс какое-то тяжелое нервное потрясение, — сказал Фёдор Иванович доктору Корфу.
Тот печально покачал головой.
— О, да. Сегодня из-за партизан у него случилась какая-то большая неприятность, — скорбно отвечал он. — Согласитесь, коллега, партизаны наносят нам серьёзный ущерб и не только материальный, нет. Я как невропатолог замечаю — солдаты наши стали раздражительны, есть даже случаи психических расстройств и всё из-за постоянного страха перед партизанами.
— Неужели появилась в психиатрии новая нозологическая единица — партизанофобия? — с едва уловимой иронией спросил Фёдор Иванович.
— Не шутите, коллега, — с упреком проговорил доктор Корф. — Хронические недосыпания из-за частых тревог ослабляют нервы наших солдат. Откровенно говоря, я сам сплю только после люминала, и сам заражен этой болезнью — в каждом русском я вижу партизана.
— Надеюсь, во мне вы не видите партизана? — опять с иронией спросил Фёдор Иванович.
— Вы снова шутите. Между прочим, — искренне продолжал доктор Корф, — вы единственный русский, в ком я вижу друга.
Фёдор Иванович торопился домой. Нынешний день был богат событиями, и ему не терпелось поскорее встретить Зернова, рассказать ему о товарищах из лагеря, с которыми установлена теперь надёжная связь.
В домашнем кабинете доктора уже поджидали Зернов и подпольщик, приходивший утром к Безродному в полушубке.
— Как ваш комендант? — спросил Зернов, пожимая руку Фёдору Ивановичу.