В пять часов доктор и фельдшер подъехали на тележке к лагерю. Фёдор Иванович попросил старика Игнатова подождать их, потому что сегодня они задерживаться на приёме не думали.
Проходя знакомую калитку, опутанную ржавой колючей проволокой, Николаев подмигнул часовому — дескать, стой, стой, скоро тебе поджарят пятки, не устоишь…
— Гутен таг, пан офицер, — с улыбкой поприветствовал фельдшер стоявшего рядом с часовым унтер-офицера, зная, что тот всегда сиял, если его называли офицером.
На этот раз унтер-офицер с большущей кобурой на животе самодовольно не усмехнулся, как бывало. Он приказал медикам садиться в крытую машину, оказавшуюся тут же у проходной.
— Но мы пришли на приём, — возразил доктор Бушуев.
Унтер-офицер положил руку на кобуру.
— Садитесь! — угрожающе крикнул он.
Через минуту из лагерных ворот выскочила машина и помчалась в сторону города.
Все это видел сквозь колючую проволоку наблюдательный старик Игнатов и хлестнул коня.
Вскоре он отыскал Зернова и сообщил ему о случившемся.
— Значит, они не были на приёме?
— Не были, Иван Егорович, их сразу в машину и в город.
— Что бы это могло значить, — вслух раздумывал Зернов — Сегодня доктор Бушуев должен был сообщить товарищам из лагеря время выступления, сегодня ночью лагерь должен быть разгромлен.
— Я так думаю — в гестапо их отвезли, — предположил старик Игнатов.
— Вот что, Кузьмич, разожгите в условленном месте два костра.
— Понятно. Иван Егорович, у меня уже дровишки припасены и бензинчик там имеется. Запылают.
На всякий случай подпольщики в лагере знали, что два костра — это сигнал к выступлению.
Старик Игнатов оказался прав: доктора Бушуева и Николаева увезли в гестапо. Ещё дорогой у фельдшера отобрали чемоданчик с медикаментами, и сейчас гестаповский офицер, не сводя взгляда с доктора, выхватил из чемоданчика бинт и осторожно стал развёртывать его. Белой змеёй стелилась по полу марлевая лента. Офицер судорожно хватал её руками и не находил патрона. Как ужаленный, он подскочил к чемоданчику фельдшера, ухватил второй бинт, третий, четвертый. Гестаповцы с лихорадочной быстротой разматывали их и швыряли на пол — патронов не было.
«На-ка выкуси», — усмехнулся про себя Фёдор Иванович, догадываясь, что искали немцы в бинтах. Он взглянул на фельдшера. Тот стоял с поднятыми руками, и в его озорных весёлых глазах можно было прочесть: напрасно старались, господа фашисты, товарищей своих мы уже давно обеспечили боеприпасами… Стреляного воробья на мякине не проведёшь…
Но «господа фашисты» сдаваться не думали. Они снова копались в чемоданчиках, осматривали бутылки, пузырьки, баночки с мазями, и ничего не находили.
— Увести, — приказал гестаповский офицер, кивнув на медиков.
Поздно вечером в гестапо заглянул полковник Дикман.
— Как успехи, мой друг? — поинтересовался он.
— Ничего не нашли, — со злостью ответил гестаповец.
— Я так и думал. Напрасно держать моего спасителя под стражей.
— Подождёт.
— Я звонил в лагерь, там всё спокойно.
— А мне не даёт покоя этот бинт с патроном.
— Мнительность не лучшее средство в разгадке тайн.
— Но я, чёрт побери, разгадаю эту тайну! — хвастливо заявил гестаповский офицер. Он выхватил из чемоданчика бутылку и швырнул её за окно. И там, за окном, раздался звон разбитого стекла и вспыхнуло пламя. — Самовоспламеняющаяся жидкость! — завопил гестаповец, отскакивая от окна. — Потушить, — приказал он солдатам. — Вот какое «лекарство» носил спаситель в лагерь…
Гестаповцы с опаской стали шарить в чемоданчике. Офицер достал оттуда кусок мыла, обнюхал его и, чтобы убедиться, что в нём ничего не спрятано, хотел разрезать пополам. Лезвие ножа натолкнулось на что-то твёрдое. Он торопливо счистил стружкой мыло.
— Тол! Смотрите, тол! Что теперь скажет полковник?
Были патроны, а теперь горючая жидкость, взрывчатка! И всё это в лагере!
В тёмный сырой подвал, куда были брошены доктор Бушуев и фельдшер Николаев, с фонариками ворвались гестаповцы. Тыча в нос доктору толовой шашкой, офицер кричал:
— Узнаешь? Тол! В мыле был тол! Зачем ты носил его в лагерь?
«Вот и всё, попались», — подумал Фёдор Иванович.
— Молчишь? Может быть, ты скажешь, — обратился офицер к Николаеву. — Тоже молчишь? Мы вам развяжем языки! Взять!
Николаева увели. Доктор Бушуев остался один в тёмном подвале.