— Ой, что вы, не тяжело.
В крохотной кухоньке Фёдор Иванович увидел своего маленького пациента. Малыш почти совсем выздоровел.
— Ай да молодец, обрадовал ты меня, дружище, — весело проговорил Фёдор Иванович, гладя мальчика по белой, как одуванчик, головке.
— Спасибо вам, Фёдор Иванович, век не забудем, — сердечно поблагодарила мать.
— Тесновато живёте, — заметил он, оглядывая кухоньку.
— Сами видели — жили просторно, а теперь офицеры дом заняли, а нас с Мишей сюда выдворили, — со вздохом пояснила хозяйка. Понизив голос до шёпота, она тревожно предупредила: — Я знаю, от нас вы всегда заходили к бабушке Вороновой. Теперь не ходите, её расстреляли.
— Как расстреляли? За что?
— За красноармейца, которого она у себя прятала. Кто-то донёс, что у бабушки раненый красноармеец лечиться, — со слезами рассказывала Соколова. — Немцы и пристали к ней, как с ножом к горлу: где да где большевика прячешь. Бабушка Лукерья ничего не говорит — знать, мол, ничего не знаю, ведать не ведаю. Не поверили, забрали её и убили…
Поражённый этим рассказом, Фёдор Иванович торопливо спросил:
— А раненый? Что с ним?
— Не беспокойтесь, припрятан.
— Я обещал зайти к нему сегодня.
— Нет, нет, нельзя, пока нельзя, — ответила Соколова. — Я вас потом сама приглашу.
В этот день было невыносимо тяжело на душе у Фёдора Ивановича. После обхода раненых он еле дотащился домой и, не раздеваясь, устало опустился на старый скрипучий диван. Ему хотелось уснуть, забыться, а перед глазами, как живая, вставала старушка Воронова — непоседливая, говорливая, добрая, и явственно слышался в ушах её негромкий с хрипотцой голос: «Вы уж не сомневайтесь, как за родным присмотрю». Присмотрела за раненым красноармейцем и сама погибла…
«Погибла… Но другие женщины, та же Елена Степановна Соколова, не побоялись угроз и всё-таки раненого, скрыли, рискуя своими жизнями. Значит, не покорились они врагу и никогда не покорятся», — заключил Фёдор Иванович.
Вечером к нему в комнату зашла Майя — сияющая, чем-то взбудораженная. Именно такой он часто видел её когда-то в больнице после удачных операций. Тогда её радость была вполне понятной и оправданной, а сейчас? Чему она может радоваться сейчас?
— Мы теперь очень богаты! — неожиданно воскликнула Майя. — Представляете, я принесла десять килограммов картошки, два килограмма перловки и целый килограмм маргарина!
Фёдор Иванович понимал, что в их теперешнем положении это действительно немалое богатство, но стоит ли так восхищаться? Да неужели Майя и в самом деле безудержно рада этим килограммам?
С тех пор, как Майя поселилась рядом, в комнате Маши, Фёдор Иванович стал замечать, что она ведет себя как-то странно: куда-то уходит, где-то целыми днями пропадает, а то и вовсе ночевать домой не является.
Однажды он поинтересовался:
— Чем ты занята?
— Пока ничем. Ищу знакомых. Может быть, удастся устроиться на работу.
— На работу? — удивился он и после небольшой паузы съязвил: — Не думаешь ли ты поступить в немецкий госпиталь?
Майя тогда промолчала.
Сейчас Фёдор Иванович внимательно посмотрел на операционную сестру и почему-то решил, что её радует не картошка, не маргарин, не перловка, а что-то совсем другое, пока ему не известное.
— Давайте, Фёдор Иванович, поужинаем, — предложила она.
После ужина они пили чай без сахара, заваренный малиновыми черенками. Малинник буйно разросся во дворе, и теперь соседки экономно ломали его для заварки.
— Как ваши раненые? — спросила Майя.
Фёдору Ивановичу хотелось рассказать ей о гибели славной старушки Вороновой, о смелых женщинах, которые скрыли раненого красноармейца, но он промолчал.
— Некоторые уже выздоровели, — ответил доктор. — А старика одного нужно было бы положить в больницу, да откуда взять её, больницу-то…
— А вы разве не знаете, что комендатура и городская управа разрешают открыть больницу?
— Слышал… И ты думаешь, что я пойду туда работать? — с возмущением проговорил он.
— Это всё-таки лучше, чем ходить по городу и лечить раненых в домашних условиях, — возразила Майя.
— Нет, согласен день и ночь ходить по городу, но никогда не явлюсь с поклоном в комендатуру или в эту так называемую городскую управу — к предателям.
— Между прочим, и в комендатуре и в управе знают, что хирург Бушуев остался в городе, и готовы поручить руководство больницей.
— Скажи пожалуйста, какое доверие оказывают, — усмехнулся Фёдор Иванович. — Только и мечтал я о таком ответственном поручении.
— Не торопитесь с отказом, — стояла на своём Майя.