— Откуда у него свои материалы?
— В Москве у Расповцева был завод строительных машин и материалов, кружевная фабрика, свои пароходы на Волге. Впрочем, едва началось наступление на частный капитал, Расповцев успел все распродать: и пароходы, и завод, и фабрику.
— Не знаете, кому он продал завод стройматериалов?
— Какому-то акционерному обществу. Кажется, потерпевшему крах «Обществу взаимного кредита», точно не помню. А столкнулись мы с Расповцевым так: я контролировал строительство в Мотовилихе, и Расповцев подсунул мне счет на сто шестьдесят тысяч рублей сверх договора. Якобы за дополнительные работы по фундаменту. Счет я отверг как необоснованный. Удивительно, что он был подписан главным архитектором Вендой и коммерческим директором. А работы — фикция, точно!
— Как же Расповцев предлагал вам взятку? Да и зачем? Восемьдесят тысяч так, в виде презента?
— Зачем? Да чтобы я извлек счет из-под спуда. Через полгода я снова приехал в Пермь. Вышел из заводоуправления, и у станции Мотовилиха едва не столкнулся с Расповцевым. Он взял меня за локоток, так, «по-купецки», и вновь заговорил о своей «претензии». Отвечаю, что моя точка зрения известна, и сто шестьдесят тысяч рублей — не шутка. А он говорит: «Расколем, Алексей Иванович, эту шутку пополам». Спрашиваю, как, мол, пополам? «А вот так! — И рубанул рукой рассекающе. — Так пополам. Вам половина, и мне — остаточек».
Резкий потом разговор у нас получился. В тот же день я написал заявление. Беседовал со мной ваш сотрудник. И на все мои доводы отвечал: зря якобы горячусь, на хорошего человека напраслину наговариваю, на полезного для Республики.
— И поздней, когда «претензию» Расповцева стали рассматривать на комиссии, мой непосредственный начальник Нефедьев принял его сторону. Я бросил с места реплику, что, живя в правовом государстве, мы обязаны защищать права работающих в нем: ведь у нас Союз Советов, а не Америка, чтобы отстаивать капиталистические интересы и покрывать жульничество. Вопрос о выплате денег Расповцеву отложили.
Потом меня «ушли»: упразднили должность. И деньги Расповцеву выплатили. Сказал мне об этом бывший сослуживец. Впрочем, Расповцев — делец оборотистый. Может, и расколол на части с кем-нибудь свою «претензию»...
Добош задержался в Москве еще на неделю, выясняя столичные связи Расповцева. Поиски привели его к бывшему председателю прогоревшего «Общества взаимного кредита» Зибельману.
— Как? Товарищи уже интересуются «Форестом»? А я предупреждал Ефима Васильевича. И не зря мы трое, Фрейдер, Оловянников и я, вышли из правления «Фореста»...
Фамилии показались Добошу знакомыми. Вспомнил! Так это и есть официальные основатели фирмы!
— Поверьте, я чрезвычайно рад, покинув общество гражданина Расповцева, — продолжал бывший акционер «Фореста». — Эти шестьдесят тысяч рублей должны были его погубить. О, Ефиму Васильевичу нельзя было принимать их от людей, говорящих по-русски с иностранным акцентом.
Добош с недоумением слушал Зибельмана. Какие шестьдесят тысяч? Какой иностранный акцент?
Словоохотливость Зибельмана объяснялась просто: на руках у Расповцева оставалась его расписка в получении «означенной суммы». И если гражданина Расповцева привлекут, а чекисты зря не придут, то пусть ему, Зибельману, не придется возвращать эти деньги. Зибельман не скупился на подробности.
Оказалось, Расповцев, едва начала разворачиваться борьба с крупными частниками, продал фабрику и завод «Обществу взаимного кредита». Зибельман предупредил, что правление средств на покупку не имеет, многие векселя не оплачены. Расповцев подчеркнул: продажа состоится лишь на бумаге, а позднее завод будет перекуплен фирмой, которую он предполагал организовать. Но, пока создавался «Форест», «Общество взаимного кредита» стало банкротом. И завод Расповцева пошел в залог за шестьдесят тысяч рублей. Денег у махинатора не оставалось: сто тысяч рублей он вложил в банк как начальный капитал «Фореста», вопрос о котором в Торговой палате был уже решен.
— Ефим Васильевич кинулся на поклон к бывшему царскому генералу Михайлову, который и ныне считается крупным спецом, руководит Главным управлением Стройпрома. Догадываюсь, с кем он свел Расповцева, что посоветовал. Через день Ефим Васильевич принес нужную сумму, потребовал расписку. Как председателю правления, мне совсем не хотелось за решетку, и расписку я написал. Деньги внесли в банк, завод «выкупили», и владение им переоформили нотариально. Теперь он принадлежит «Форесту». А на деле так Ефим Васильевич купил его сам у себя с переплатой в шестьдесят тысяч рублей. Предполагая, у кого он взял деньги, мы вышли из «Фореста»...