Слово «букет» напомнило доктору о стакане, стоявшем перед ним. Он отхлебнул глоток вина.
— Отличное вино. Да, отличное. — И он одобрительно покачал головой. — Но с этим… как его… кабачковым бизнесом вы, надеюсь, пошутили?
Пуаро ничего не ответил.
Не хотите ли вы сказать, — ужаснулся доктор, — что вы собираетесь копаться в навозе, удобрять им кабачки и подвязывать ботву влажными шерстяными веревками?
— Похоже на то, — заметил Пуаро, — что вы хорошо знакомы с выращиваем кабачков?
— Видел, как это делали садовники, когда бывал в деревне, — махнул рукой доктор. — Но, Пуаро, скажите честно, разве копание в земле — самое приятное проведение досуга? Сравните, — доктор перешел на шепот, — вы сидите в кресле около камина в комнате, где много-много полок с книгами. Комната должна быть длинная, прямоугольная, а не квадратная. Вокруг — книги, книги, книги. Стакан вина в одной руке, открытая книга — в другой. Вы читаете. — И доктор торжественно продекламировал что-то на незнакомом Пуаро языке и тут же перевел:
Вы, конечно, понимаете, — извинился доктор, — как трудно передать точно дух оригинала, да еще в стихотворной форме.
На какое-то время он забыл о присутствии Пуаро. А тот, наблюдая за доктором, вдруг почувствовал сомнение, какое-то угрызение совести. Неужели доктор прав, и он, Пуаро, что-то упустил в жизни? Читать в оригинале древние рукописи, понимать чьи-то сокровенные мысли… Грусть овладела им. Да, нужно было раньше познакомиться с классикой. Но, увы, сейчас уже слишком поздно.
Доктор прервал его грустные мысли.
— Вы действительно собираетесь уйти в отставку?
— Да.
Доктор хмыкнул.
— Вы не сможете.
— Я вас уверяю.
— И все же, — сказал доктор, — вы не сможете это сделать. Вы живете работой, ее интересами.
— Но я уже приготовился к уходу, — возразил Пуаро. — Еще несколько дел, которые принесут мне напоследок моральное удовлетворение, и все.
Доктор снова хмыкнул.
— Вот, вот… Я так и предполагал, — ухмыльнулся он. — Сначала одно или два дела, потом еще одно и т. д. И прощальное представление примадонны не состоится. Вот так-то, дорогой Пуаро.
Доктор поднялся с кресла: в этот момент он был похож на седовласого доброго волшебника.
— Ваша работа — не подвиги античного Геракла — сказал он. — Это скорее похоже на любовные подвиги. Жизнь покажет, был ли я прав. Держу пари, что через двенадцать месяцев вы будете сидеть здесь, в этом кресле, а ваши кабачки, — доктор пожал плечами, — ваши кабачки так и останутся простыми зелеными штучками со вкусом пресной воды.
Попрощавшись с хозяином, доктор ушел, а Пуаро еще долго сидел в задумчивости, и из кресла время от времени доносилось:
— Подвиги Геракла… Это идея… Прекрасная идея…
На следующий день Пуаро обложился множеством книг и начал читать, делая пометки на полях.
Его секретарь, мисс Лемон, выписывала из различных источников сведения о Геракле и передавала их Пуаро.
Не задавая лишних вопросов, она успешно справилась с поставленной перед ней задачей и удалилась.
Сначала Пуаро прочел все мифы и легенды о Геракле, знаменитом античном герое, который за свои подвиги после смерти был причислен к сонму богов и получил бессмертие. Но все это было не то, что он ожидал. Оп еще два часа читал, делая пометки на полях. Наконец Пуаро оторвался от книг и задумался. Он был разочарован. Разве могли эти люди служить классическим образцом для подражания. Возьмем того же Геракла. Герой? Да какой же он герой?! Крупное живое существо из мускулов с низким интеллектом и криминальными наклонностями. Пуаро вспомнил Адольфа Дуранте, мясника из Лиона, обладавшего огромной физической силой, который убивал детей. Его судили в 1895 году в Лионе. Он страдал эпилепсией, и на этом адвокат построил свою защиту. Дело закончилось тем, что суд в течение нескольких дней на полном серьезе обсуждал, какие припадки были у подсудимого — сильные или слабые? Античный Геракл, по всей видимости, тоже был эпилептик. То, что такой человек являлся классическим образцом героя, поразило Пуаро. А боги и богини? По современным меркам они вели себя как преступники. Пьянство, разврат, попойки, кровосмешение, насилование, грабежи, убийства — словом, работы для суда присяжных было бы достаточно. Никакой нормальной семейной жизни. Никакого порядка даже в преступлениях.