Наступила уже мрачная и туманная ночь, а она все еще молилась. Был сильный морской ветер, и бушевавшие волны с шумом ударялись о берег. Графиня вспомнила про сына. И под влиянием какого-то зловещего предчувствия уже выходила из комнаты, чтобы позвать ребенка, как к ней вошел муж.
Фелипоне был в охотничьем платье, в сапогах со шпорами. Он провел весь день в соседнем лесу и, казалось, только что вернулся.
При виде его графиня почувствовала, что сердце ее сжалось еще сильнее от смутного страха.
– Где Арман? – спросила она его с живостью.
– Я только что хотел спросить вас об этом, – сказал граф. – Меня удивляет, что он не с вами.
Графиня вздохнула при звуках этого лицемерного голоса, и страх ее усилился еще больше.
– Арман! Арман! – звала графиня, отворив окно, выходившее на площадку.
Ребенок не откликался.
– Арман! Мой милый Арман, – повторяла мать с тоской.
То же молчание.
Стоявшая на столе лампа освещала очень слабо большую комнату, в которой оставили старую обивку стен и почерневшего дуба мебель. Тем не менее графине показалось при свете, упавшем на лицо итальянца, что оно покрыто смертельной бледностью.
– Мой сын! – повторяла она с мучительной тоской. – Что вы сделали с моим сыном?
– Я? – ответил граф с легкой дрожью в голосе, не ускользнувшей от встревоженной матери. – Я даже не видел вашего сына! Я только сию минуту сошел с лошади.
Последние слова итальянец произнес уже своим обыкновенным голосом и совершенно спокойно.
Тем не менее графиня, волнуемая зловещими мыслями, выбежала из комнаты, крича: «Арман! Арман! Где Арман?»
Граф Фелипоне вернулся с охоты и сошел с лошади на дворе Керлована минут двадцать тому назад.
Прислуга замка состояла из десяти человек, в числе которых был один берейтор и два псаря. Трое последних жили на дворе, занимаясь конюшнями и псарней, остальные были рассеяны по замку.
Поэтому граф поднялся по главной лестнице, никого не встретив, и вошел в длинную галерею, окружавшую весь первый этаж, из которого был вход в комнаты и выход на площадку.
Площадка эта была любимым местом прогулки итальянца. Он приходил сюда обыкновенно после завтрака или обеда выкурить сигару и взглянуть на море.
Стеклянная дверь, ведущая на площадку, была отворена. Фелипоне машинально вошел в нее.
Было уже почти темно. На горизонте виднелся еще последний отблеск сумерек, отделявший волны океана от облаков. Шум моря, плескавшегося о подножье утеса, доносился до площадки глухим рокотом.
Сделав несколько шагов, граф споткнулся. Под ноги ему попал какой-то предмет, издавший при этом прикосновении глухой звук. Это была деревянная лошадка, с которой играл ребенок. Пройдя еще немного, он увидел при замирающем вечернем свете ребенка, сидевшего неподвижно в уголке перил площадки.
Арману надоело играть с лошадкой. Он сел на минуту отдохнуть, но вскоре им овладел внезапный детский сон, и теперь он крепко спал. Увидев ребенка, граф остановился как вкопанный.
Он целый день охотился, а одиночество дурной советник для тех, кого мучают преступные мысли.
Фелипоне проездил пять-шесть часов по просекам обширных, пустынных и безмолвных лесов Бретани. Охота была неудачна, он перестал слышать лай своих собак и, погрузившись мало-помалу в смутные думы, опустил повод на шею лошади. Тогда-то к нему вернулась упорная мысль, не дававшая ему покоя с самого начала беременности жены.
Маленькому Арману исполнится в один прекрасный день двадцать один год, и все огромное состояние его отца перейдет к нему. Если же он умрет, наследство после него перейдет к матери, а ей наследует мой ребенок. И итальянец опять увлекся гнусной мечтой о смерти ребенка. И вот, по возвращении с охоты, первый предмет, попавшийся ему на глаза, был этот самый мальчик, уснувший в уединенном месте, вдали от людских глаз и в тот ночной час, когда мысль о преступлении легче всего поселяется в презренной душе.
Граф не разбудил мальчика, а облокотился на перила площадки и наклонил голову.
Внизу на сто с лишком сажен клокотали волны с белыми гребнями, которые могли легко заменить могилу.
Фелипоне обернулся и окинул быстрым взглядом площадку. Она была пуста и начала уже покрываться ночным мраком.
Громкий голос моря, казалось, говорил ему: «Море не возвращает своей добычи».
В голове этого человека мелькнула адская мысль, а в сердце его явился страшный соблазн.