Аскольд оброс новыми шрамами и переделал свои рубашки на пиратский манер. Сардиар…
А вот Сар как-то странно не впитывал пиратский мир, не дышал солью и не впускал в свою душу мерное покачивание палубы и шепот волн. Он оставался даже слишком, пожалуй, собой, какой бы ветер ни дул в паруса быстроходного «Принца».
В конце своих странствий, кончившихся много позже, чем морские приключения двух названных братьев, он заглянул на остров работорговцев, рискуя жизнью дважды на каждый шаг. И кое-кого там нашел, раньше пленного, нынче свободного, по-кошачьи ловкого и смуглого, как восточный лукавый народ, того, кто потом стал почти его семьей — но это уже другая, совсем другая история…
Море было пряным и до одури свободным. Запахи, от которых не сбежишь даже в самый глубокий трюм, нехитрая еда из бочек и ящиков, заходы в порт и отчаянно-счастливые «йо-хоо!» в тавернах до самого утра, хохот до рези в животе над очередным пустяком, песни на чужих языках, грубых, гортанных, таких же древних, как само море, и непременно нестройным хором. Казалось, тени парусов вросли в их собственные тени, накрепко, намертво.
Золотое море обняло братьев и не отпустило никогда больше, и во веки вечные, стоило им закрыть глаза, им на мгновение казалось, что стоит открыть их — в небо будет тянуться грот-мачта, а горизонт останется изумительно ровным, сливающимся с синей сияющей водой.
***
А в королевстве Альрин в разгаре была зима. Бушевали холодные ветры, мелкий колючий снег загонял людей поглубже в свои дома и вторгался следом, а от темноты, тянущейся с середины дня и до позднего утра, было и вовсе никуда не скрыться.
Рогар Эрион добился многого в дипломатических переговорах с севером. Сейчас в его дворце, пылающем десятками каминов, гостил герцог из Фаскана, соседнего королевства, всегда заботливо оберегавшего северян во всех междоусобицах. Герцог этот был племянником нынешнего короля, но из неправящей ветви — и в качестве дружественного жеста Его Величество Герцог остался на зиму в Белой Цитадели вместе со средней дочерью и приличной им свитой.
Принцессу звали Шарлотта, и ее взгляд не упускал ни единой струны мира, натянутой вокруг.
Король Рогар был с ней ласков и учтив, она отвечала взаимностью. (Остальные смотрели на это с удовлетворением). Пожалуй, что-нибудь даже между ними могло бы вспыхнуть искрами истинного чувства… со временем, конечно.
Однажды они столкнулись в галерее, расчищенной от снега, но все равно холодной и по-зимнему серой.
— Мне нужен этот проклятый мир, хоть сотканный из лжи, хоть из чего еще! Нужен, и остальное пусть отправляется хоть в пекло! — прошипел Рогар, остервенело вдвое, втрое, вчетверо складывая какую-то записку и едва не разрывая ее в пальцах, вовсе не чувствующих холода.
Он чеканил шаг по голым камням и вылетел из-за поворота так внезапно, что Шарлотта непременно ойкнула бы, вздрогнув и прижав руки к груди в искреннем испуге — будь она кем угодно, но не собой. Та же Шарлотта, которая приехала в Альрин, оставив родной замок, и у которой хватило сил не пролить ни слезинки за все это время, вскинула бровь и улыбнулась не без озорства, лишь слегка прикрытого вежливостью.
— Мои извинения, — пробормотал Рогар, моля всех известных ему богов, чтобы светские разговоры не свалились на него в такой момент, подобно снегу на голову — достаточно уже метелей!
— Ваше Величество, — не отводя глаз, повела плечом принцесса, а голос ее был тих, но очень тверд, — я хочу мира не меньше вашего. И не меньше вашего готова весь его проклинать.
Все-таки нечто, подозрительно напоминающее метафорический сугроб на голову, обрушился на молодого короля. В самом лучшем из всех возможных смыслов.
Он живо кивнул и повернулся, предлагая принцессе локоть.
— Пройдетесь со мной до теплой гостиной?
Шарлотта красиво улыбнулась, показывая жемчужные зубы:
— Предпочитаю рабочие кабинеты. Жаль, для меня это не слишком-то одобряется, так что гостиные тоже прелесть как хороши.
И Рогар увел ее с галереи, проводя в запутанной схеме в своей голове новые линии, с азартом берясь за это нежданное предложение — и с удовольствием.
***
Братья вернулись в столицу в один из темных, заснеженных вечеров. С еще не сошедшим морским загаром, сами гораздо старше, чем были, когда покидали город. Пробираясь сквозь разыгравшуюся метель (Осверин прятал гитару от снега под плащом), они говорили о чем-то, перекрикивая ветер и непогоду. И смеялись, подобно снежным демонам, оказавшимся в сердце своего родного мира, сотканного из древнего колдовства.
Их пропустили в Цитадель без единого вопроса, даже так, словно ждали. И, как ни старались пронырливые слуги, лорд Витт и менестрель успели опередить даже вести о себе — распахнули двери малого королевского кабинета, врываясь в теплый, защищенный от бури мир.
Рогар вскочил, едва не роняя стул, бросился обнимать их, и путники не успели даже отряхнуть снег, припорошивший их плечи.
— Аль! Ты вырос еще, совсем хочешь перерасти меня. Отправляйся в чащу, лорд!
— Ваше Величество, смилуйтесь, — сквозь смех проговорил Осверин, — только что оттуда.
Они хлопали друг друга по спинам, путники наконец скидывали и складывали при входе тяжелые плащи, демонстрировали другу свои рубашки («Ну-ка покрутитесь! О, я тоже хочу такую, это так… по-пиратски!»), что-то выкрикивали на диковинных полузабытых языках, на которых говорят теперь разве что в море…
— А где вы потеряли мага?
— Он решил, что ему море милее наших лиц и вечных распрей с монахами, — ответил Аль, и это была почти правда. Сар не говорил никому, но он преследовал свои цели, оставаясь в мире работорговцев, пиратов и охотников за жемчугом, потому что, кроме них, там еще много кто обитал. Ведь если присмотреться, они же не справятся без магии, верно?.. Но ни лорд Витт, ни Осверин этого не знали — да это и не очень-то касалось их жизней и жизней дорогих им людей.
Менестрель затянул какую-то из своих новых песен, файтер подхватил, а Рогар расплылся широкой-широкой улыбкой и подал ему гитару, махнул рукой к креслам у камина…
— Добрый вечер, милорды, — улыбнулась Шарлотта, вставая с места и вежливо наклоняя голову.
Осверин замер и пропустил аккорд.
— Добрый вечер, миледи, — Аскольд не повел и бровью, беря ее руку и оставляя на коже невесомый светский поцелуй. Может быть, из-за месяцев в море или из-за необыкновенного взгляда, цепкого, бередящего душу, поцелуй этот вышел не таким уж и невесомым — а, может быть, очарованной Шарлотте это только почудилось… — Прошу простить меня и моего брата за это внезапное вторжение — должно быть, мы испортили вам вечер.
— Мы закончили проверять генеалогические древа северных графств и выяснили, кто из наших герольдов слишком тянется к северным просторам, — улыбнулась девушка, — так что вы не помешали… Милорд.
— О, Лотта, это лорд Витт, мой друг детства и самый преданный соратник. А это…
— Мой младший названный брат Осверин, — Аскольд кивнул на менестреля, без стеснения глазеющего на друзей-аристократов и обнимающегося с гитарой.
— Мой не менее преданный друг, — улыбнулся Ро. — А это мой новый друг, надеюсь, скоро станет и вашим: принцесса Шарлотта, из младшей ветви королевского дома Фаскана. Мы тут пробуем дипломатические теории, а они, на удивление, отлично работают!
Осверин просиял и немного театрально — Рогар вдруг понял, что соскучился по менестрелю не меньше, чем по Алю — поклонился. Аскольд же встретился взглядом с Ее Высочеством, и больше не слышал ни менестреля с его балладами, ни Рогара, разливающего вино и двигающего кресла ближе к огню.