По корме были чётко видны три тральщика.
Корпус лодки вздрогнул. Густой белый дым с грохотом вылетел из кормы. Командир перегнулся через ограждение. Хоть бы запустился дизель. Вылетел ещё клуб дыма, и всё стихло. Стало слышно, как мотористы там, внизу, наполняют пусковой баллон сжатым воздухом для повторного пуска.
Без бинокля было видно, как на тральщиках мечутся люди. Потом сверкнуло. Столб воды взлетел рядом с лодкой и обрушился на мостик.
— Дизель, дизель, дизель! — вскрикивал сигнальщик, съёживаясь при каждом слове, словно он всем телом выталкивал из себя слова.
Звонко ударила пушка. Её ствол был повёрнут на корму, и пламя выстрела сдирало краску с ограждения рубки.
Командир вцепился в поручни и на миг закрыл глаза. Сейчас было бесполезно что-либо командовать. Люди и так отдавали всё.
Только одни комендоры, поглощённые стрельбой, не знали, движется лодка или тонет.
Тральщики отчаянно задымили. Дым поднимался густыми шапками и, вывалившись из труб, тяжело оседал к воде.
Там в котельной у раскрытых топок заметались кочегары — второпях перегрузили топки углем. На мостиках кричали в телефоны офицеры и били кулаками по планширам.
Опять каскад воды обрушился на мостик лодки. Когда вода сошла, на настиле трепыхался кусок разорванной взрывом рыбы.
Наконец знакомая дрожь пробежала по корпусу лодки и отдалась в руках командира. Из-под кормы с шипением вырвалась пена и закружилась водоворотами. В лица повеял ветерок. Лодка пошла быстрее, быстрее. Расстояние между ней и тральщиками, в котлах которых сел пар, увеличивалось с каждой минутой. Вот замолкла пушка лодки. Она уже не могла достать врага. А тральщики всё стреляли и стреляли. Сумерки быстро сгущались, и наконец стрельба прекратилась.
Лодка уходила на запад.
Рассказ трюмного машиниста
Вышли мы в боевой поход. Задачу команде, как положено, объявили в море. Простая задача, ничего не скажешь: пробраться в фиорд, атаковать там корабли или транспорты, а если их не будет — разрушить причалы.
Дальний фиорд. Четырнадцать суток до него добирались. Прошли минные поля. Противолодочная оборона нас не обнаружила. Прямо скажем, повезло. Да и голова у командира была. А ведь на лодке всё от него зависит. У командира стрелковой роты в бою — две сотни глаз. У командира эсминца — несколько десятков. А у нас только командир в перископ смотрит, да и то всего одним глазом. В центральном посту по голосу командира или по выражению его лица об обстановке судят. А в других отсеках — только догадываются.
Вползали в фиорд на брюхе под сетями часов пять. По возможности все механизмы выключили, чтоб не шумели. Ходили на цыпочках. А наверху, слышно, завывая винтами, катера носятся. И вот, как начнёт приближаться шум, у всех лица каменными делаются. Пройдёт, а все ещё ждут.
Глубинная бомба почти без шума падает, и довольно долго. Это все хорошо знали. Одного только хотелось: скорей бы атака, чем так нервы натягивать. Чихнуть было страшно.
Шли на большой глубине. И как назло, один из забортных сальников над моей головой стал пропускать. Этакая тонкая, как игла, струйка — мне прямо в голову. Отойти нельзя. А она, чертяка, холодная и острая — череп коробится. Показываю глазами младшему трюмному Бабкину: «Подожми сальник». А Бабкин впервые в боевой обстановке, и настроение у него конечно... Полез к этому сальнику и уронил гаечный ключ на настил. Так грохнуло, что всех подбросило. Никогда больше не слышал такого грома.
Штурман на карте циркулем миллиметры отмеряет. Механик нет-нет да и заглянет ему через плечо. Тогда мы все на него смотрим: скоро? Тот головой качнёт: далеко ещё. Потом видим: штурман чуть не носом по карте водит и кулаки сжал; затем поднял голову и доложил командиру, что вошли в бухту.
Кто-то вздохнул: «Ну вот, приехали».
Н-да, говорят, страшно запустить палец в пасть тигру, а мы головой вперёд, и не в пасть, а глубже влезли, да и не тигру, а зверю по-страшней.
Командир проверил прокладку штурмана, несколько секунд стоял неподвижно. Потом дал команду всплывать для торпедной атаки. Тут уж переживать стало некогда.
Всплыли под перископ, развернулись — залп из носовых торпедных аппаратов, потом ещё развернулись — из кормовых. Лодку встряхнуло взрывами. Решили, что нас бомбят, но сразу же догадались, что это наши торпеды так близко рванули. А мы опять к грунту.
Тут уж не до осторожности. Главное — время, чтоб противник не опомнился.