-- Как сюда садятся?
Обе двери чёрно-красного авто плавно отошли вверх. Идальга в мгновение ока очутился на водительском месте и бесстрастно наблюдал, как старик, кряхтя, втискивает себя в салон. Семёныч, когда умостился, отметил: удобно. Хотя не привык располагаться на сиденье так низко и почти лёжа. Двери плавно закрылись, машина сорвалась с места, круто поворачивая и стремительно набирая скорость в узком проходе между рядами. Лампы погасли, зато впереди распахнулись ворота -- выезд.
Пассажир пошарил справа ремень -- не нашёл:
-- Тут пристёгиваются?
-- Нет. И ремней нет.
-- Ну да! На дорожную инспекцию тебе с перебором... -- Семёныч осёкся, но тут же продолжил. -- Мы ведь перешли на "ты" при первой встрече? -- нав слегка кивнул, ухмыльнулся, и старик спросил вдруг, шалея от собственной то ли смелости, то ли безрассудства. -- Идальга, зачем тебе тот мальчишка?
-- Развлечься.
Они миновали внешние ворота Цитадели и вырулили на Ленинградку.
-- Он живой?
-- Да.
Пока Семёныч искал, как сформулировать следующий вопрос, Идальга продолжил с усмешкой:
-- И даже здоровый. И даже счастливый -- сейчас. А почему такая заинтересованность именно в чудах? Из-за того Ричарда?
Старик услышал то, что надеялся услышать. По крайней мере, самого худшего с рыжиком не случилось. Теперь рад был сменить взрывоопасную тему:
-- Да, из-за Ричарда. Кстати, при первой встрече, он тоже показался мне изрядным отморозком.
-- Почему?
-- Ездил за дезертирами один. Привёз... ну, типа, рожки да ножки. Сказал, волки дезертиров съели. А чувствовалось, сам... То есть, не сам съел, просто вывел в расход, один -- четверых.
-- Так это признак не отморозка, а нормального воина. Если б то не дезертиры были...
-- У вас, в Тайном Городе, как-то иначе относятся... к формальностям, что ли. Те дурни были не жильцы, понятное дело. Но...
-- К каким формальностям? За предательство -- смерть на месте. Особенно если предают челы.
Семёныч вздрогнул. Полвека назад, рядом с бравым командиром, новобранец Мишка ловил то же неуютное ощущение. Будто на него, на других "челов" смотрят, как на расходный материал. Причём последнего сорта.
-- Знаешь, мне показалось, он их не просто порвал, а с удовольствием. Это напугало. Но своих бойцов берёг. И как-то так выходит, лучшего командира у меня не было. Я у Ричарда очень многому научился. Не магии, просто воевать. Здорово выручало потом.
-- А чудов ты только так видел?
-- Не только. В пятидесятом убегал от таких же рыжих. При мне спекулянта шлёпнули, с которым я должен был встретиться.
Идальга хмыкнул:
-- То есть отношение неоднозначное. Кстати, "ребенку", которого ты вчера "спасал", двадцать.
-- Но выглядит-то -- дитя дитём!
-- Не ведись на внешность.
Машина резко затормозила возле проходной, с лёту вписавшись в свободный промежуток на парковке. Обе двери начали подниматься, нав спросил:
-- На Ромигу пропуск заказан?
Старик понял, что провожать его намерены до дверей лаборатории. Сей почётный эскорт, то ли конвой начинал раздражать. Но Семёныч ещё не решил, как относиться к Идальге, и разговор казался незавершённым:
-- Ячейка четыреста сорок девять. Дёрни рычажок и скажи номер вахтёрше. Возьмёшь карточку, на обратном пути отдашь.
Из машины вышла точная копия Романа Чернова. Миновали проходную, сели в лифт. Попутчиков не было, нав сбросил морок, и пока кабинка ползла на пятый этаж, Семёныч спросил:
-- Ромига сказал, у тебя с чудами счёты?
Идальга ответил совершенно спокойно:
-- Да. Однажды, давно, мне из-за чудов пришлось убить нава. Друга.
Стоял и смотрел: бесстрастно, сверху вниз. Ждал реакции? Старика мороз пробрал по коже. Как-то вдруг стукнуло в голову: Ричардовы "волки", возможно, избавили взвод от расстрела тех самых дезертиров. По фрицам Мишка палил без колебаний с первого боя. Радовался, когда попадал. А кабы пришлось начать с дурных, незнакомых, но в каком-то смысле, всё-таки своих ребят? Позже на войне бывало всякое, о чём до сих пор тяжело и тошно вспоминать. "Но чтобы друга, своими руками... Нет!"
Семёныч посмотрел на Идальгу с сочувствием. Но нуждался ли нав в сочувствии какого-то "чела"? Как он вообще относился к этому факту своей биографии? За интонацией, мимикой, взглядом старик совершенно не улавливал чувств собеседника. Попробовал заглянуть глубже -- с Ромигой иногда получалось -- упёрся, будто в ледяную стену. Идальга легко, высокомерно улыбнулся: заметил потуги колдуна-недоучки? Семёныча обожгло неловкостью, аж глаза прикрыл. И вдруг по полной программе заработало чутьё. Нити судьбы сплетались вокруг Идальги в искажённый, запутанный, рваный узор. Задевать торчащие концы всё равно, что взрыватели мин. Но старик понял: если он будет просто идти своей дорогой -- уверенно, прямо, не сворачивая -- этот нав для него не опасен. Для Ромиги тоже. Скорее, наоборот.