— Нравится? — слышу позади себя и оборачиваюсь.
— Кому бы не понравилось? Только бездушному, — насмешливо отвечаю я и снимаю куртку, тут же добавив: — Где аптечка?
— В ванной, — отвечает он и снимает пальто, кинув его на диван.
— А, где ванна?
Он усмехается и говорит мне:
— Идём.
Я следую за мужчиной, подмечая тот факт, что квартира довольно просторная и местами пустая. Сразу видно, живет один, любит порядок и минимализм.
Мы входим в просторную ванную.
Я оглядываюсь, а затем сажусь на бортик ванны, когда он роется в шкафчике, в поисках аптечки.
— Нашёл, — спустя несколько минут, отвечает он и суёт мне маленькую сумку.
— М-да. Не густо. — Я забираю из его рук аптечку и поднимаюсь.
— А ты ожидала: чемоданчика?
— Нет. Чемодана, — ухмыльнувшись, иронично отвечаю ему и тут же приказываю: — Садитесь.
Он садится на широкий бортик ванны, где я сидела ещё минутой назад, и внимательно следит за моими движениями.
Я же тем временем открываю сумочку, в которой нахожу все необходимое, и достаю вату с перекисью водорода. Перевожу взгляд на его лицо и хмурюсь.
Кончено, швы накладывать необходимости нет. Но болеть будет долго.
— Зачем вы полезли в драку, я не пойму? — всё же задаю, мучающий меня вопрос, смачивая ватку.
— Ты.
— Что – ты? — Я замираю с перекисью в руках и смотрю на него.
— Соблюдать субординацию уже нет смысла. По крайне мере не сейчас. Поэтому можешь на «ты».
— Ладно, — пожимая плечами, произношу и тут же спрашиваю: — Так зачем ты полез в драку?
— Потому, что твой парень придурок, который думает, что ему все дозволено.
Я молчу, когда подхожу к нему ближе, приседаю на корточки и касаюсь ваткой места удара. Над бровью до сих пор идёт кровь. Правда она уже наполовину запёкшаяся. Неодобрительно цокнув, протираю ссадину, обрабатывая, как следует, и перехожу на уголок губ. Правда, прежде чем касаюсь его пальцами, на миг, в нерешительности замираю.
— А я думала, что преподаватели во всем сохраняют нейтралитет. И вообще, никогда не ведут себя так опрометчиво, — нарушив затянувшееся молчание, произношу я, дабы не чувствовать себя так неловко. В особенности, когда он так пристально на меня смотрит, и я чувствую его дыхание, которое опаляет моё запястье.
Он едва усмехается, от чего я неодобрительно цокаю, потому что моя рука дёргается, и отвечает:
— Преподаватель - всего лишь данность. Но никак - не образ жизни.
— Интересные у тебя взгляды, однако, — задумчиво произношу я и отстраняюсь, поняв, что только сейчас в полной мере могу свободно дышать.
Вот дела…
— Кажется, они ушли недалеко от твоих, — улыбнувшись уголком губ, парирует он.
Я усмехаюсь, качнув головой, когда отрываю ещё ваты.
— Мне двадцать. Это самый расцвет сил.
— А я, по-твоему, уже, что - старик? — Его бровь в недоумение взметает вверх, когда взгляд, в котором сейчас пляшет напускная обида и смех, направлен на меня.
— Ну, судя по поведению, тебе все пятнадцать.
Он хрипло смеётся, запрокинув голову НАЗАД, когда я улыбаюсь, и под его изучающим взглядом, беру его сбитую руку.
— Бывает.
— И все равно глупо было бить ему морду. Что это даст? Даже, если
как ты выразился: он придурок. К тому же придурок, отец которого вообще то наш ректор. — Я аккуратно смываю с костяшек кровь и точно так же их обрабатываю, при этом не могу не сердиться в этот момент.
— Знаю.
— Тогда думаю догадываешься, что теперь будет.
— Хм. Догадываюсь… — хмуро отвечает он, и я впервые чувствую себя виноватой. Поэтому вздыхаю и говорю:
— Прости. Я правда не знала, что все так получится.
— Проехали. Что сделано, то сделано. К чему теперь убиваться. К тому же, у меня есть план, — с загадочной ухмылкой на губах, неожиданно произносит он, когда я отпускаю его руку и закрываю бутылку, складывая все в аптечку.
— И, что же это за план? — Обернувшись к нему, я заинтересовано выгибаю бровь. Правда вижу в аптечке зелёнку, усмехаюсь и тут же спрашиваю: — Зеленкой помажем, Дмитрий Романович, или как?
— Себе помажь, в виде памятки: «Думать, прежде чем делать!» — язвительно отзывается он, и я закатываю глаза, пробормотав едва слышно: «Бука».
Убрав перекись, растягиваю губы в милой улыбке, и отвечаю:
— Непременно.
Включаю теплую воду, чтобы ополоснуть руки, и вместе с этим спрашиваю:
— Что за план то?
Он прищуривается. Опирается руками о края ванны и с видом стратега, произносит:
— Для начала расскажи мне об этом Свиридове: все, что знаешь.
— Откуда мне знать о нем что-либо за исключением общепринятых сведений? — Я отряхиваю руки и вытираю их в полотенце. Оборачиваюсь.