Часто светляка брали в различные места, все и похожие и непохожие друг на друга, но, правда, ненадолго, они в конце-концов всегда возвращались в эту теплую пещеру.
Но кое-что изменилось еще за это время. Теперь у жука было время подумать. Вернее не подумать, а попытаться. Раньше, сделать это странное, необычное усилие чем-то внутри себя, просто не было времени, - он был в вечном движении роя, всегда вместе, всегда в общем настрое, в потоке жизни, подхваченный собратьями и их запахом, который пьянил и заставлял делать тоже самое что и они.
Сейчас же все было иначе. Никакой запах его не дурманил, а спешить было некуда. Жизнь словно приостановилась. Замерла. И это было крайне необычно.
Глава 8
Проведя избитого гоблиненка к шалашу его матери, Драмар развернулся, и опираясь на посох, побрел обратно. На окраины. Непривычные мысли начали посещать его. Каждый раз, пребывая рядом с этим мальцом, он словно бы ощущал некоторое внезапное просветление рассудка, в голове вспыхивали воспоминания, которые давно позабылись. Сегодня и вовсе промелькнуло такое, о чем следовало как следует поразмыслить, и даже более того, зарыться поглубже в воспоминания.
Драмар не дошел до своей норы на окраинах. Пришлось остановиться на полпути. Тяжесть в ногах свалила, заставила остановиться.
Кругом были разбросаны другие норы изгоев, выдолбленные в камне двухъярусные помещения, ни шкур ни костей для возведения жилищ изгои не использовали, - денег не было. Кости и шкуры были уделом той, другой части племени, которая жила побогаче и могла себе это позволить.
Плодились изгои так же быстро, как и все гоблины. В этом никаких отличий не было. Вокруг каждой из нор, и сейчас на исходе дня ползала малышня, совсем еще карапузы не умеющие разговаривать.
Вот только смертность…смертность тут была в разы выше. Мало пищи, никакого присмотра взрослых, многие рождались сразу калеками, другие становились таковыми в результате несчастных случаев. Для такой беспризорной малышни многого не нужно, достаточно и тех насекомых, которые для взрослых не представляли опасности, зато спокойно могли покалечить какого-нибудь незадачливого карапуза.
Найдя камень по пояс, Драмар привалился к нему и глубоко вздохнул.
Самое неприятное было то, что усталость наваливалась всегда внезапно, в момент, лишая сил. Вот мгновение назад он идет, и еще вполне бодр и даже чувствует силу в руках, а уже через еще одно мгновение, хоть вались прямо тут на пол, - даже шаг сделать сил нет.
А вообще, Драмар очень устал. Не конкретно сегодня. И не оттого, что пришлось обойти пол пещеры или повалять в пыли зарвавшегося мальчишку, - нет.
Он вообще устал от жизни.
Сейчас, когда он остановился, тяжесть в ногах усилилась, доходя почти до боли. Хуже всего то, что и к этой боли он привык. Это была знакомая, родная боль. Драмар не мог вспомнить времени, когда бы ноги не болели, - это продолжалось будто бы всю жизнь. Всегда приходилось двигаться через не могу, через усилие, непонятно где находя для этого силы.
Глядя на беззаботно ползающую и кувыркающуюся малышню, он пытался вспомнить свое детство. Бесполезно. Не мог он вспомнить никакого детства.
Он помнил себя только вечно старым с болящими ногами, руками, и периодически накатывающей слабостью по всему телу.
Ни детства, ни молодости, ничего. Только вечная и необратимая старость.
Несколько следующих минут он напряженно всматривался в себя, в свои воспоминания. Ведь что-то же должно быть? Воспоминания последних лет были на месте. Пусть смазанные, однообразные, - как и вся жизнь в племени, - но были. А где же то, что происходило с ним десять лет назад, двадцать, тридцать?
Где, где же они?
Уже не первый раз он вдруг осознавал, что целые куски памяти просто исчезли из его сознания, куда-то утекли, растворились бесследно.
В руке лежал посох-клешня. Старик погладил его отполированную временем, но с засечками поверхность. Иногда, какая-то случайная вещь, или ребенок, помогали ему вспомнить прошлое, натолкнуть на мысль. Иногда, от таких случайных вещей, на поверхности сознания вдруг всплывали куски воспоминаний, казалось, почти что чужих.
Проблема с памятью была старая, - больше нескольких лет точно. Он то вспоминал о ней, то вновь забывал.
Когда вспоминал, то какое-то непродолжительное время мучил себя,пытался выдавить из памяти ворох прошлых воспоминаний, - но хватало его максимум на неделю.
А потом…потом это и проблемой уже не казалось. Обычные, повседневные дела вновь затягивали в омут бесконечного круговорота.
Ощупывая свой посох по всей длине, он чувствовал сморщенным пальцем глубокие засечки…И в этот раз будто бы что-то промелькнуло в голове. Какое-то знание...Знание о том, что же действительно значит для него этот посох.
Как давно с ним посох? Очень давно.
Он выставил его перед собой, глядя на него, как в первый раз.
Что же значили эти насечки?
Голова напряглась и ответ всплыл сам собой, - годы.
Каждый прожитый год - одна насечка. Как просто и очевидно. Почему же он вдруг об этом забыл?
Драмар решил пересчитать, сколько лет там получится. Ему и самому стало дико любопытно. Что-что, а считать он, - в отличии от подавляющего большинства гоблинов, - умел.
Десять. Двадцать.Тридцать.
Для облегчения счета, он на каждом десятке загибал палец.
Насечки были с каждой стороны четырехгранного посоха.
Сорок. Пятьдесят. Шестьдесят.Семьдесят.
Драмар все считал и считал.
Пошла третья сотня. Насечек было много, они испещряли посох по всей длине мелко-мелко, почти вплотную друг к другу.
И сейчас у него сердце похолодело, от возникшей вдруг мысли. Он никогда прежде не задумывался о том, сколько же их тут на посохе насечек. Да, в голове иногда мелькала мысль о том, что надо бы выцарапать на посохе прожитый год, но это был просто какой-то неизвестно откуда взявшийся инстинкт, о котором даже никогда не задумываешься.
А сейчас…Сейчас Драмар насчитал более пяти сотен насечек.
Пяти сотен!
Нелепость. Невозможно!
Столько гоблины ведь не живут.
Сорок лет - это уже много. Для Охотников средний срок жизни был конечно же длиннее, - шестьдесят.
А памяти о прошедших годах не сохранилось, даже за последний десяток лет.
Какие-то обрывки воспоминаний, по которым он не мог понять ничего путного. Слишком уж похож был, каждый день его жизни, на предыдущий, и один день постоянно накладывался на другой. Будто жил он один бесконечный день.
От бессилия, он скрипнул еще достаточно крепкими зубами.
Перед глазами неподалеку все так же пробегала и возилась гоблинская малышня.
Драмар глядя на них не мог не попытаться снова вспомнить и своей детство, тот период когда он бегал голозадым малышом, копошась как и эти изгои, в грязи…
Почти час Драмар сидел, насупив брови, глубоко погруженный в себя.
Пора вставать.
С трудом он поднялся. Однако немного сил все-таки появилось. Надо было проверить кое-что, но для этого нужно совершить совсем не стариковский переход до границ племени, до межевых камней, обозначающих выход в открытое Подземье.
Драмар двинулся прочь с окраин. Путь предстоял долгий, придется изрядно поднапрячь свои старые ходули.
Драмар так громко вздохнул, что аж несколько изгоев, лежащих на полу повернули к нему головы. Впрочем, почти сразу же отвернули.
****
Обойти стражу оказалось непросто.
Пускать в дальние проходы дряхлого старика она не собиралась. Так что Драмар просто нашел другой выход, где стража была менее бдительна и с азартом играла в кости, распивая на троих какое-то ободряющее дух зелье.
Собравшись с силами, одним рывком Драмар сумел незаметно прошмыгнуть. После чего шумно выдохнул. Этот небольшой рывок бесшумным шагом отнял силы.
Отойдя на сотню - другую шагов, он уже мог опираться на палку, не опасаясь что его услышат.
Вот теперь начиналось самое тяжелое. Путь до границ племени.
****
Опасностей ему не встретилось. Повезло.