Об убийстве Шепелева он узнал под вечер. Тут же собрал эскадронных командиров и комиссаров. Приказал принять все меры, чтобы бойцы находились на местах.
– Товарищ военком, – с места поднялся командир 4-го эскадрона, мы не сможем сдержать людей… Я, вообще, боюсь, не случилось бы чего пострашнее погромов.
– То есть? – не понял военком.
– Могут побить комиссаров…
– Могут, – его поддержал помощник 5-го эскадрона. – Среди бойцов идут разговоры – хорошо бы ночью поубивать комиссаров.
Военком побледнел. Он неплохо знал своих конников – от этих ребят можно ждать чего угодно, тормозов у них нет.
К ночи готовились, словно к бою. Заняли оборону в сторожке. Военком 5-го эскадрона вместе с бойцами – эскадрон был приличный, спокойнее прочих – отправился в патруль.
Верно, как только стемнело, красноармейцы 3-го и 1-го эскадронов ринулись в соседние местечки: громить евреев. Командир полка срочно выехал за ними – надеялся, наивный, остановить погром. Военком же поскакал в дивизию…
29 сентября. Ночь. Штаб 6-й дивизии.
– И так постоянно – погром за погромом… Неделю назад, в Головлях, двух крестьян убили только потому, что были чисто одеты… Или другой случай: военком 43-го полка арестовал трех моих бандитов за мародерство. Мимо шли 2-й и 3-й эскадроны. Бандитов освободили, а военком еле ноги унес. Хотели убить.
Начдив Апанасенко[1] слушал военкома внимательно, не перебивал. Когда тот окончил, заложил руки под широкий ремень. Качнул головой:
– Что предлагаешь?
– Нам бы в подмогу кого посознательней… Начдив широко зевнул:
– Давай так: если будет опять какое ЧП, свистнешь… Тогда и подмогу пришлем. А пока, – он зевнул еще раз, – я маленько вздремну… Какую ночь уже не высыпаюсь…
Но и в эту ночь легендарному комдиву выспаться тоже не удалось…
Из доклада военкома 33-го кавполка 5-й кавдивизии (2 октября 1920 г.):
«В 12 часов ночи, придя на квартиру Штаба полка, мне удалось узнать от командира и его помощника, что толпа половина пьяная и в возбужденном состоянии и патрулю невмочь было справиться. Высылать эскадроны другие было рисково, так как в них настроение было неопределенное.
После этого в квартиру Штаба полка входит бывший командир 3-го эскадрона тов. Галка пьяный и толпа человек 15-20 тоже в таком состоянии, все вооружены. Галка начинает кричать на командиров полка и бить прикладом в пол, угрожая, что я всех перебью, кто осмелится пойти против меня и добавляя: я больше не солдат Красной Армии, а «бандит».
Большинство угроз было по адресу военкома, а также искали председателя комячейки 4-го эскадрона тов. Квитку, который задержал двух грабителей 3-го эскадрона и отобрал у них награбленные вещи. Галка определенно кричал: убью Квитку. Пьяная толпа ушла с квартиры штаба, я с командиром и адъютантом полка выехали на квартиру Начдива 6 (это было в 3 часа ночи), просили, чтоб Начдив сделал распоряжение какому-нибудь полку из дивизии выслать часть для ликвидации грабежей.
Начдив приказал командиру 34 кавполка выслать один эскадрон но, придя на квартиру штаба полка, мы узнали от Командира 34, что у них положение однообразно, эскадрон не приходил и ночь целую был повальный грабеж и убийство».
29 сентября. м. Новое Место.
Над рядами стояла тишина. Такая тишина, до звона в ушах, какая бывает обычно перед началом боя.
Лихие буденовцы, чубатые конники Шестой дивизии, спешившись, ожидали своей участи…
Их выстроили в шеренги ровно в полдень. Весь личный состав 33-го полка: сразу после ночных бесчинств и погромов.
Они не знали еще, что ждет их впереди, но суровый вид спешно прибывших начдива и начальника особотдела дивизии ничего хорошего явно не сулил, а потому бойцы в строю молчали, понурившись. Ночной запал, кураж, давно уже улетучились, словно хмель, да и не все они, в конце концов, поддались этой вольнице: большинство держалось середняком.
Сейчас середняки эти не без превосходства посматривали на заводил, да и те сами приготовились уже к худшему…
Заиграла труба. Начдив Апанасенко прогарцевал перед строем, картинно приподнялся в стременах.
– Слушайте, честные бойцы и командиры, – прокричал он, – слушай, братва, мою речь… Разве не с вами прошли мы через сотни славных боев?! Разве не на вас – бойцов легендарной Первой конной – с любовью и гордостью взирает вся трудовая республика?!
Лица стоящих в строю просветлели. Чего угодно ожидали они – хулы, ругани, – но уж не этих красивых слов.
Комиссар полка – это он настоял на собрании – от досады и горечи прикрыл глаза. Он был уверен, что все участники ночного грабежа будут незамедлительно сейчас арестованы. Он верил в авторитет начдива, в его справедливость и солдатскую честность, но сейчас перед полком разыгрывался обычный пошлый спектакль.
Начдив – всегда такой суровый и жесткий – будто покупатель на базаре уговаривал своих бойцов «не хулиганить».
И бойцы почувствовали эту слабость мгновенно. Куда делись их недавние замешательство и понурость? Полковые ораторы берут слово. Они требуют выгнать всех евреев из советских учреждений. («Вообще, из России» – тут же подхватывают ряды.) Всех офицеров.
Начдив предательски молчит. Комиссар, было, пытается остановить крикунов. Он говорит, что погромщики заносят нож над самой революцией, но ему не дают закончить.
– Не надо нам этой агитации… – ревут бойцы, – Наелись досыта. Хватит!
– Ничего, – начдив на прощание одобрительно треплет комиссара по плечу, – устаканится…
Из доклада военкома 33-го полка 5-й кавдивизии (20 октября 1920 года):
«Закрылось собрание, крикуны почувствовали себя победителями. Наше пребывание сейчас бесполезное, ибо верхами в дивизии не сделано того, что надо, а сделано все для уничтожения престижа военкомов.
Вся работа, которая проделывалась до настоящего времени, пошла насмарку только потому, что наш комсостав снизу доверху вел и ведет половинчатую политику в смысле оздоровления наших частей от грязных наклонностей. Мы, военкомы, превращаемся не в политических работников, становимся не отцами частей, а жандармами царского строя. Нет ничего удивительного, что нас били и продолжают убивать.
Руководители грабежей, погромов еврейского населения по-прежнему на месте, в эскадронах, и продолжают творить свое дело, а бывший командир Галка, как будто, будет командиром своего старого эскадрона (это мне сообщил командир 33, что против такого назначения не имеет ничего Начдив и Комбриг-2).
Полк находится в самом худшем состоянии: дисциплины нет, приказы в смысле прекращения грабежей не существуют. К еврейскому населению относятся враждебно, терроризировали и способны терроризировать при первой встрече с еврейским населением.
Убийцы двух крестьян – восемь человек – находятся в эскадроне, какой-то толпой освобождены из-под ареста. Пока остаются лозунги «Бей жидов и коммунистов!», а некоторые прославляют Махно…»
Каким он был, погибший комиссар Шепелев? Архивы не сохранили нам ничего, кроме одной лишь этой незамысловатой фамилии.
Он мог бы прославиться на всю страну, как, например, другой комиссар, Фурманов. Дослужиться до генеральских (а то и маршальских) погон, при условии, конечно, что ему удалось бы избежать молоха 37-го. Вместо этого он погиб нелепейшей смертью от рук своих же бойцов, которые не постеснялись даже обчистить его, уже мертвого, но именно эта смерть вывела комиссара на авансцену истории.
Впрочем, стоит ли этому удивляться – историю как раз и делают статисты. Такие, как комиссар 6-й дивизии Шепелев, оказавшийся, ничуть о том не подозревая, в роли катализатора мощнейших исторических процессов, которые начались сразу после его убийства (и, добавим, как раз по причине его убийства)…
1
Апанасенко Иосиф Родионович (1890-1943). В Первую мировую войну – прапорщик. С конца 1917 г. – командир Митрофановского партизанского отряда, с августа 1918 г. – комбриг 2-й Ставропольской дивизии, затем – комбриг в составе 11-й армии. В 1919-20 гг. командовал 6-й кавалерийской дивизией Первой конной армии, за период Гражданской войны был награжден двумя орденами Красного Знамени. В дальнейшем – на командных должностях, в ВОВ – зам. командующего фронтом, генерал армии. Умер от ран.