– Но-но, – поднял я вверх палец. – Ведь о мертвых только…
Он быстро встал и принял свой обычный вид.
– Прошу прощения, сэр. Немного растерялся. Господин Мантовани мертв. Так что вам угодно?
– Вы не скажете, где я могу найти его вдову?
Он вышел, или, вернее, вывалился вместе со мной на улицу и собственноручно показал, в какой стороне я найду виллу, где живет миссис Мантовани.
– Теперь я все понимаю, – покачал он головой на прощание. – Между прочим, вы приехали как раз вовремя. Миссис Мантовани уезжает отсюда. Может быть, уже завтра. Возможно, в Цинциннати?
Он с той же удрученной миной смотрел мне вслед, когда шофер вынул указательный палец из носа и дал полный газ.
Я все еще пребывал под чарами благородной мести, когда мы припарковались перед деревянным домиком, окруженным садом. Открытые окна свидетельствовали о том, что их хозяин очень любил свежий воздух.
Я прошел через сад и постучал в деревянную дверь. Мой стук отдавался гулким эхом где-то в коридоре, но долгое время не было заметно никакого движения. Я уже начинал думать, что открытые окна еще ничего не значат, когда из одного окна ко мне склонилась седоволосая женщина.
– Кто вам нужен?
Я решил, что это, должно быть, старомодная, деликатная леди. Типичная вдова шляпника. И с такой можно объясниться только с помощью викторианского словаря.
– Мне нужна миссис Мантовани, – вымолвил я учтиво и даже поклон отвесил от великого усердия.
– Подождите минутку. Сейчас спущусь. – И голова ее исчезла.
Спустя минуты полторы дверь отворилась, и в проеме появилась хозяйка.
– Слушаю вас.
– Миссис Мантовани?
– Да. Что вам угодно?
– Я хотел бы поговорить с вами.
– По какому делу?
Сам господь бог не смог бы заставить ее сдвинуться с места.
Я извлек свою лицензию и поднес к ее глазам.
– Я – частный детектив. Глаза ее округлились.
– Частный детектив? Господи Иисусе! Что-нибудь не так с наследством?
Я улыбнулся ей так же успокоительно, как три волхва, склонившихся над лежащим в яслях младенцем.
– Я бы хотел побеседовать с вами об одном курьезном деле, миссис Мантовани. Это связано с заведением Харрисона.
– О! – лишь сказала она и широко распахнула дверь. – Прошу вам, мистер…
– Нельсон. Сэмюэль Нельсон.
– Очень приятно.
Она провела меня в гостиную и усадила напротив себя. На ней был короткий розовый халат, и когда она закинула ногу за ногу, из-под халата сверкнула белая, еще упругая ляжка. Хотя ей, по моей оценке, было уже за шестьдесят, многие девочки могли бы позавидовать ее гарнитуре. Представляю себе, как не сладко приходилось покойному Мантовани.
Казалось, она не заметила, как я прощупал ее взглядом. А если и заметила, то не подала вида.
– Вы сказали, что хотели бы что-то узнать от меня о доме Харрисона…
– Совершенно верно.
– Но мне думается, что вы не туда попали, молодой человек. Уже пять лет, как я ушла оттуда.
– Это неважно.
– А вы не спросите, почему я ушла? – ?
– Из-за их методов. Что они теперь вытворяют с младенцами – это уж слишком для меня. Может быть, я сторонница старой школы, но в старых методах еще был какой-то гуманизм. Да-с, был. То, что они делают сегодня, это просто… просто… бесчеловечно! Такими методами только зверенышей воспитывать! Тьфу!
Она медленно, но верно входила в раж.
– Миссис Мантовани, – быстро ввернул я, – мне нужны сведения об одном маленьком мальчике. Мне сказали, что если кто и помнит его, так это можете быть только вы!
Было видно, как ей понравилась моя похвала.
– Еще бы! У меня память, как в молодости. О ком речь?
– О малыше, которого привезли туда двадцать один год назад.
На ее лице отразилось разочарование. – 01 Такое старое дело? Уж и не знаю… Собственно, как раз тогда я попала туда. Помню, какую битву мне пришлось выдержать с Мантовани. Несчастный хотел, чтобы я стала за прилавок. Я сказала ему, чтобы и думать об этом забыл!
Как видим, бедный Мантовани и забыл.
– Все же, о ком речь?
Я вынул из кармана фотографию.
Она взяла, посмотрела, и лицо ее засияло.
– Ренни, – сказала она. – Маленький Ренни. Тяжеленный камень свалился с моей души.
– Вы уверены?
Она рассерженно взглянула на меня.
– Но послушайте! Да знаете ли вы, сколько раз я меняла ему пеленки? И сейчас еще у меня перед глазами его маленькая круглая попка. Парнишка был что надо. Но что вы хотите от него? Что с маленьким Ренни?
– Не имею понятия, миссис Мантовани, – сказал я в соответствии с истиной. – Именно это я и хотел бы узнать.
– Зачем?
– Наследство. Один дальний родственник оставил ему приличную сумму. Мне поручили достать его хоть из-под земли.
– Понимаю, – сказала она серьезно. – Я и не знала, что у маленького Ренни есть родственники… Тогда я решил опросить ее по всей форме.
– Итак, его звали Ренни?
– Да, Ренни.
– Это ласкательное имя?
– Не имею понятия.
– Фамилия?
– Не знаю. Никто не знал.
– Как это может быть?
– Очень просто. Когда его привезли, только и сказали, что малыша зовут Ренни.
– Вы… то есть заведение Харрисона этим удовлетворились?
Она дернула плечом.
– Почему бы нет? Фирма Харрисона – частное заведение. Даже на один день принимает младенцев. Кто-нибудь привозит ребенка, платит пять долларов и говорит, что вечером заберет его. А мы, как положено, опекаем ребенка: пеленаем или, если он постарше, играем с ним, кормим, учим. Вечером родители забирают его, и мы, возможно, больше уже никогда его не увидим. Но бывало и совсем иначе. Однажды привезенный ребенок так и оставался у нас.
– Случалось и такое?
– Охо-хо, еще сколько раз! В таких случаях мы ждали несколько дней, а потом переводили в другое отделение. К тем детям, от которых родители отказались или бросили на произвол судьбы.
– А из каких был Ренни?
– Ренни – иное дело. У него были опекуны. Они приезжали за ним в конце каждой недели, а нередко и каждые три дня. Забирали его, а в начале недели, как правило, снова привозили.
– Значит, у него были близкие…
– Я же вам сказала.
– Миссис Мантовани, а вы могли бы вспомнить тот день, когда малыша привезли впервые? Она задумчиво покачала головой.
– Я тогда как раз не была на службе. Только на следующий день я узнала, что в недельной группе новый ребенок.
– В недельной группе?
– Так мы называли тех, кого забирали обычно в конце недели. На субботу и воскресенье; в понедельник утром их снова привозили.
– Понимаю… Но ходили же какие-то слухи, кем могли быть опекуны Ренни?
– Если верно то, о чем говорили, и если я хорошо помню… – ведь двадцать четыре года – огромный срок, – малыша привезла одна молодая пара. Казалось весьма вероятным, что они супруги, несмотря на то, что они не называли себя.
– А потом?
– Что значит – потом?
– Всегда они приезжали за ребенком?
– Нет, что вы! И именно на это я, наконец, обратила внимание. С этого-то и начались пересуды…
– Пересуды?
– Ну да. Правда, не всерьез. Просто обычные сплетни сестер.
– О чем, миссис Мантовани?
– О малыше, конечно. Кто, например, его родители, если каждый раз его привозит или забирает кто-то другой. Знаете, несли такую чушь, что он, наверняка, похищенный сын миллионера, как тот младенец Линдберг, или что он переодетый принц и тому подобное. Знаете, какой вздор могут наговорить люди.
– Давайте-ка вернемся к молодой паре. Они только привезли ребенка и больше не появлялись?
– Ну что вы! Иногда и они приезжали, как и все остальные. Но так и не было ясно, они ли родители ребенка.
– Или?
– Или кто-то другой. Они ничем не выделялись среди остальных.
– Миссис Мантовани, а ваше заведение никогда не пробовало установить личность ребенка?
– Нет. Я же сказала, что это не было принято в заведении Харрисона.
– Ясно. А кто были остальные?
– Которые приезжали за мальчиком?