Опять же «вдали».
Вдруг заскрипели стволы вековых сосен. В их стенаниях послышались отголоски людских бед. Тех бед, что в зачатке будут разбросаны на жизненном пути подростков, пока упивающихся собственным величием, грезами и фантазиями.
Хмурая стена леса оборвалась поляной. И что удивительно, солнечный свет в ней мягкий, приглушенный. Хотя небо над головой сияет голубизной. Что-то нереальное заключено здесь. Ручей пополам рассекает зеленое раздолье. Со всех сторон так и льется:
«Прилягте, хлопчики, освежите просохшее горло родниковой водой… из мертвого пласта подземелья».
Не в силах совладать с искушением, Джон и Туля спешились.
— Пожалуй, часа два тащились по лесу, — сказал адъютант короля школы.
— Перекур, — провозгласил Джон.
— Надолго нельзя останавливаться. — Фима заметно волновался. — Осталось чуть меньше часа ходу.
— Тем более надо! И вообще для ясности не мешало бы накатить стаканчик. Этот лес мне не нравиться. Никогда не думал, что такие дебри в какой-то паре сотен километров от нас.
— А как думаешь, Джон, сможем обратно выбраться, если сдохнет аккумулятор у навигатора? — спросил Туля.
Джона аж передернуло, Он и не допускал подобной мысли. Рука его дотянулась до башки кореша. От звучного щелчка по лбу вздрогнули лошади.
— Че такого сказал. — Туля надул щеки, потирая ушибленный лоб. — Мне ваще кажется, что кружимся на одном месте. Смотри, одни и те же елки и сосны. Невидимый гад идет вслед за нами. Тебе, Джон, хорошо — ты в серёдке. А мне по спине то и дело кто-то хлещет и подталкивает.
— Чего врешь?
— А ты попробуй стать замыкающим!
— И попробую, — буркнул Джон, сплюнув через плечо. Его хриплый голос полоснул по Фимке: — Если у навигатора разрядится аккумулятор, станешь у нас заместо динамомашины.
Джон и Туля заржали ретивыми жеребцами.
— Смех смехом, а реально окажемся в полной заднице, если вдруг заряд пропадет, — сказал Фима.
— Полная задница в том, что ты неуч! — вспылил Джон. — По компасу ходить не умеешь. В географических картах не бельме. Ты хоть примечал, в каком направлении относительно солнца движемся?
— Почему только мне одному это следует знать? Почему сами не знаете?
— А потому что мы рождены руководить такими оболтусами, как ты. Мы знаем такое, чего не знаешь ты. Это власть! Мы с Тулей рождены властвовать, ты — нам прислуживать.
Фима прикусил язык. Якшанье с Джоном выработало полезные качества, которые пригодятся по жизни. Не лезть на рожон. И притаиться, глотая обиду. Анализировать и брать реванш исподволь, на первых порах не афишируя.
— Я руковожу походом, — сказал Фима.
— Фига с два! Мы тебе позволили стать проводником. А проще говоря, наняли тебя.
Фима непроизвольно сглотнул — обида камнем упала на сердце.
— Ладно, не гоношись. — Джон его потрепал по плечу. — Небольшой перекус устроим, по чашке чая хлебнем, кобылы травку пожуют. И дальше двинем. Я приметил, как двигались. Если что, обратно по солнцу выйдем.
— А вдруг солнце скроется на неделю, а то и на месяц? — вякнул Туля. — Было такое!
— Тогда будем строить шалаш. И жрать подножный корм. А может быть, на Фимке станцуем танец смерти, знаешь такой? Жук знает!
После чая и бутербродов путники заметно повеселели. На сытый желудок и умирать не страшно. Вскочили на коней, как лихие кавалеристы. Выстроились в цепочку. Впереди Фима, позади Джон. Посмотрим, кто это может в спину пихать. Может эта нечисть в обличье лесных нимф.
Джон то и дело оглядывался, однозначно ощущая чье-то пристальное внимание. И всякий раз его ладная лошадка замедляла ход, точно сверяя по внутреннему чутью, чем так взволнован наездник. Мохнатые уши разворачивались вполоборота, на мгновение замирали, вдруг вздрагивали. Нервная рябь пробегала по крупу. Белую лошадку, всеобщую любимицу конного двора, страшно обременял нервозный ездок. Его ноги били по бокам, когда он вертелся в седле.