Елена Платцева
Подземный парадокс
Уважаемые пассажиры, занимайте обе стороны эскалатора.
Маша робко потянула маму за руку. Хотела уточнить: почему при спуске в метро строго велели: "стойте справа, проходите слева", а здесь, на "Волоколамской" – вдруг такая вольность. Мама не заметила слабого жеста.
На платформе толпились взрослые. Лица – безучастные, зрячие глаза – слепые. Сестра Катя тоже частенько проваливалась в небытие с телефоном в руках. Жаль, в метро Кати не было.
Маша энергично почесала сквозь толстую шапку взопревшую голову. Гладкая плитка похлеще застывших на улице луж манила разогнаться посильнее и скользить, но тёмный провал туннеля казался слишком опасным. Лучше вцепиться что есть мочи в маму.
– Маш, ты чего? – мама простыла и осипла, поэтому шептала.
Девочка зажмурилась от нарастающего рёва электрички. Мощные воздушные потоки яростно дёрнули полы её курточки.
Внутри вагона моргал уютный тёплый свет. Грохоча колесами, гигантская электричка-червь потащила Машу вместе с мамой в свою нору. Замелькали за окном чёрные тросы коммуникаций, сливаясь на скорости в трассы гоночных болидов.
На стекле за спинами слепых взрослых красовалась новенькая наклейка, обозначающая пожилых людей, беременных женщин и инвалидов – тех, кому принадлежали места на удобных кожаных скамеечках. Так однажды сказала мама. Странно, но меньше всего сидящие дяди напоминали пожилых или инвалидов. "А вот Кате бы точно место уступили, с её-то болезнью", – подумала Маша. И вздохнула.
Протяжный гудок заставил девочку встрепенуться. Почему долгие перегоны между станциями не освещаются? В таинственных потьмах вне вагона может прятаться кто угодно. Это машинист послал сигнал или перекликаются в недрах земли древние динозавры? Не могли же исполинские ящеры в самом деле все до единого исчезнуть. Наверняка зарылись поглубже, подальше от любопытных граждан.
На "Мякинино" некоторые вышли. Пассажиры больше не загораживали от Маши другой интересный знак – перечёркнутую фигуру.
– Мама, что означает человечек?
– Ну какой такой человечек? – устало переспросила мама.
Маша молча тыкнула пальчиком.
– К дверям прислоняться нельзя.
Взрослые в метро были непослушные. Пишут им: нельзя. Нет – прислоняются. И ведь не падают, когда двери на станциях разъезжаются. Чудеса.
Маша и мама ехали уже долго – целых три станции. Интересные случайные попутчики кончились. Рассматривать остальных становилось скучно.
– Смотри! Мамочка! Смотри! – вдруг крикнула девочка.
Во мраке туннеля Летучим Голландцем проплывала слабо мерцающая станция-призрак. Платформа белела как саван мёртвой невесты меж редких колонн. Народу – никого. Маша упёрлась носом в холодное стекло. Матовое облако тут же заволокло часть окошка.
– Смотри, смотри, – не глядя хлопала она маму по пальто. Отвлечёшься на миг – и морок развеется.
Напрасно Маша продолжала бороться с желанием моргнуть. Наваждение исчезло.
– Это техническая станция, – тихо пояснила мама. – Пассажиров туда не пускают.
– Почему?
Мама молча возвела глаза к потолку.
Катя непременно бы ответила. Она почти взрослая, многое знает.
Поражённая мелькнувшим видением, Маша не могла даже думать о чём-то другом, а подъезжая к "Площади революции" всё позабыла. Они вышли из вагона на тёмную платформу. Страшновато здесь было, как у приоткрытого шкафа в сумерки. Полноводные людские потоки растекались по станции. То затихали, то били ключом, пересекались, но не смешивались.
– Мама… – восторженно выдохнула Маша.
Гигантские статуи замерли на постаментах как живые. Не одна, не две – целая галерея. Мама спрятала улыбку:
– Пойдём.
Они торопились – заканчивалось время посещений в Катиной больнице, ворота закрывались – но уйти просто так не могли.
– Если потереть собачий нос, случится что-нибудь хорошее, – прошептала мама в самое девочкино ухо. Гул подземки почти заглушил её севший голос.
Бронзовую собаку Маша заметила издалека по блестящей натёртой морде.
Люди спешили по своим делам, не забывая исподволь коснуться статуи.
– Можно?
– Конечно.
Маме пришлось поднять Машу на руки, иначе девочка не дотягивалась. Красивая жилистая пёсья морда смотрела вдаль.
Вот кто обожает собак – так это Катя. У сестры всюду собаки: и на рюкзаке, и на облезлом брелоке от ключей.
"Собаченька, пусть она поправится и вернётся", – всем сердцем загадала Маша.
– Давай быстрее.
Маша как раз раздумывала, не усилить ли магию собаки, поцеловав ту в сияющий кончик носа. Решила не рисковать. Мама раздражённая, заругает.