О чем не расскажешь на исповеди
Второй день принес куда больше информации.
Вдова Нарепшина, (восьмая в списке приглашенных), ответила:
- Но я же там не была... мы с дочерьми не были на этих именинах.
- Вот как, почему? Не получили приглашения?
- Я получила его. Но я не желаю ничего общего иметь с г-жой Виноградовой, а тем более, я опасалась, что там мог оказаться ее брат, этот г-н Бергман...
- Вы, я вижу, хорошо знали Бергмана?
- Достаточно, чтобы никогда больше не желать с ним встречаться. А в чем дело? Что произошло на этих именинах?
- Произошло то, что г-н Бергман был кем-то отравлен, ощутил недомогание, отправился домой, и к утру скончался.
Нарепшина, уставившись на Штольмана во все глаза, шевельнула губами.
Затем переспросила недоверчиво:
- Он мертв?
- Да.
Дама резко встала, подошла к образам в углу комнаты, и несколько раз перекрестилась. Глядя на икону, она истово что-то шептала, и Штольман разобрал: «Благодарю, Господи».
Наконец, она вернулась к столу, села, и, бросив быстрый взгляд на Штольмана, опустила глаза.
- Расскажите мне об этом человеке, - попросил Штольман, - как вы думаете, кто его убил?
- Это не человек, - покачав головой, убежденно отвечала вдова. – Клянусь вам, это... я не знаю, кто это... Но это не живая душа, это ходячий мертвец был, нежить какая-то. А вот кто его убил... тут тоже загадка.
- Почему же не человек?
- Вы не поймете, - сказала она спокойно. - Вы скажете, что я сама была во всем виновата, ну да, ведь вы же мужчина, - она горько улыбнулась.
- И все же - расскажите. Насколько близко вы были знакомы с ним?
Женщина молчала, глядя куда-то в сторону. Штольман не торопил ее. Он задумчиво всматривался в тонкие, прелестные черты ее лица – красавица, но в то же время какой-то надлом виден во всем – и в позе, и в выражении глаз, полных безысходности...
- Вы знаете, - почти шепотом произнесла она, - я даже на исповеди ничего не говорю об этой истории в моей жизни. Я просто не знаю, что говорить и как объяснять. Бергман причинил мне столько зла... и в то же время – что я могу сказать по существу? Он не бил меня, не крал у меня денег, не ломал моих вещей и не сжег мой дом... И в то же время, я после общения с ним – словно на пепелище была; а сейчас чуть получше, но все же успокоиться не могу...
Она помолчала.
- Нет, - вымолвила она наконец – ничего я вам объяснять не буду, не взыщите - просто не знаю, как...
- Это был как гипноз, - медленно проговорил Штольман, вспоминая слова Анны, - сначала океан любви, комплименты, цветы, внимание, а потом, когда вы уже привыкли – вдруг вам говорят, что вы должны заслужить любовь... А потом, что вы виноваты и должны искупить вину; а потом, что вам должно быть за что-то стыдно – и вы должны исправиться...