– Да, дул на все. Ты меня этому научил.
Святослав как будто смутился. Отвел взгляд от лица брата и тут же вперил их в баклажаны.
– Выглядят аппетитно, – сказал он и принялся поедать закуску.
– Она спасла меня, Святослав.
– А? – Брат оторвался-таки от баклажанов.
– Чини. Горничная семьи Глинки.
– Тогда кто сгорел в том сарае?
– Ее сын. Саид.
– Она его спалила, чтобы ты выжил? – с ужасом проговорил Святослав.
– Думай, что говоришь, – вскипел Саид. Водка ударила в голову, и впервые за свою сознательную жизнь он понял тех, кто под хмелем бьет кому-то рожу.
– Эй, спокойно. Я не хотел никого обидеть. Просто не понял… – Святослав потянулся к бутылке.
– Мама была святой женщиной. И если бы я верил в рай, то ни на миг не усомнился бы в том, что она сейчас там.
– От чего она умерла? Молодая такая? Ей от силы было лет пятьдесят.
– Сорок восемь.
– Рак?
– Нет, сердце не выдержало. У мамы проблемы с ним начались давно, я тогда классе в пятом учился. Я слышал, в России есть поговорка – все болезни от нервов, только срамные от удовольствия.
– Если дословно, то триппер.
– Мамина хвороба точно от нервов была.
– Какие ты слова знаешь… Хвороба, надо же. У нас уже никто их не употребляет.
– Я учился русскому на классической литературе. Поэтому многие слова, что употребляете вы, современные россияне, особенно молодые, мне незнакомы. – Саид увидел, что Святослав снова наливает водку, и запротестовал: – Нет, мне хватит, я больше не буду.
– Помянем Чини. У нас принято за упокой души пить. И делают это даже атеисты. Традиция, понимаешь?
Саид тяжело вздохнул. У него еще после первого стакана все внутри полыхало, даже похлебка не помогала, и перед глазами начал образовываться туман… Но традиции есть традиции. Нужно соблюдать.
– Что нужно сказать, прежде чем выпить? – спросил Саид, взяв стакан в руку. Во второй он зажал с стакан с соком, чтобы запить водку.
– Сначала встать. – И первым поднялся. Саид последовал его примеру. – Пусть земля тебе будет пухом, Чини, – выпалил он и влил в себя водку.
Саид повторил. И слова, и действия. Потом опустился на диван и стал доедать похлебку. Когда горшочек опустел, Саид вытер салфеткой не только руки, но и лицо. Ему стало жарко – то ли от водки, то ли от похлебки, и пот струился по его телу. Зато желудок успокоился: ни жжения, ни голодного урчания…
– Вижу, поплыл, – услышал он голос брата.
– Да, есть немного, – отозвался Саид.
– Значит, пришло время рассказать тебе свою историю. Начинай…
И Саид начал.
Глава 3
Прошлое…
Маленький мальчик сидел на руках молодой женщины и таращил огромные, полные слез глаза в окно. Он не понимал, куда его везут. Они провели двое суток в поезде, где было жарко, как в топке, где воняло потом, гнильем, рвотой, а людей набилось столько, что были заняты даже третьи, багажные полки плацкартного вагона.
– Чини, я пить хочу, – жалобно проговорил мальчик. Буква «Ч» ему пока не давалась, и это прозвучало как «Тини, я пить хотю…».
– Знаю, Мася, потерпи. Будет остановка, я куплю воды.
– Но я хочу сейчас, – захныкал Мася.
Пожилая женщина, сидящая на боковой полке, протянула Чини эмалированную кружку, в которой было немного воды. На адской жаре всем хотелось пить, и жидкость быстро заканчивалась. Естественно, ее можно было купить в вагоне-ресторане или у проводника, но втридорога. В плацкартах же ехали люди, у которых на счету была каждая копейка. Чини поблагодарила сердобольную старушку и напоила Масю. Жажда мучила и ее, но когда становилось нестерпимо, женщина делала несколько глотков воды из-под крана в туалете. Когда же она дала ее Масе, у того начался понос и рези в животе.
– Хочу к маме, – продолжал капризничать измученный ребенок. – Где она?
– Далеко, но ты скоро ее увидишь.
– Мы едем к ней?
– Да.
– И к Сьяве?
– И к Славе. – Старший брат Максимилиана никому не разрешал сокращать свое имя. Настаивал на том, чтоб его называли Святославом. Но брату позволял, добавляя, что поблажка действует до тех пор, пока малыш не научится выговаривать все буквы. – А теперь поспи.
– Не хочу. Хочу к маме. И пить… Дай мне еще водички.
Чини прижала его головенку к своей груди и стала укачивать. До следующей станции еще полтора часа как минимум. Но поезд еле-еле плетется и может где-нибудь встать. Если это случится, придется идти за водой к хапуге-проводнику. Мальчик все же уснул. Задремала и Чини. Но когда открыла глаза, оказалось, что они стоят среди степи, и ее попытка сэкономить провалилась.
…Саид не помнил тех мучительных трех суток, что провел в дороге. Детская память – короткая. То, как они приехали к родителям Чини и как неприветливо их встретили, тоже из нее выветрилось. Осознавать себя мальчик начал в пять. Он уже был обрезан, отзывался на имя Саид и называл Чини мамой. По-таджикски он говорил лучше, чем по-русски, и был уверен в том, что добрый дед, равнодушная бабка, злая тетка, смотрящие на него свысока кузены – его настоящие родственники. Много лет спустя, когда Саид сидел у кровати умирающей матери, она рассказала ему о том времени. И всю правду о себе.