Робот, не отрываясь от чертежа, сказал приятным звучным голосом:
– Мне понадобится еще около часа. Пришлось переделывать схему обратной афферентации.
– Теперь ты уже решил эту задачу?
– Да.
– Хорошо, продолжай работать…
– Голос у него гораздо приятней, чем у Мишеля, – заметил профессор Лоран.
– Да, я кое-чего достиг за последние два года, – согласился Шамфор. – И потом, у Сократа легче было все это сделать, чем у вашего Мишеля. Так как же вам нравится Сократ? Вот вы, Лоран, так яростно нападали на примитивную логику машины. Говорили, что электронные устройства построены по принципу «да-нет», что они не умеют применяться к изменчивой обстановке, лишены способности к творчеству, фантазии, воли и так далее. Но ведь к Сократу, как и к тому роботу, которого он проектирует, эти упреки не относятся. Сократ умеет ориентироваться в самой различной обстановке – ну, я хочу сказать, в пределах умственного труда, я же не собираюсь заставлять его ездить верхом или плавать, для этого не годятся его ноги, прежде всего. Задание, которое он выполняет, я разъяснил ему в общих чертах, – так, как вы растолковываете мне, что вам нужно. И он сделает все не только во много раз быстрей и точней, чем я, – он сделает не хуже, чем я, понимаете? А ведь задача, сами понимаете, творческая.
– Не выношу, когда о машине говорят: думает, понимает, творческое решение… К чему это очеловечивание? – сказал профессор Лоран.
– Да бросьте, не в словах дело! Что ж нам, вырабатывать специальный словарь только для того, чтоб не оскорблять ваши нежные чувства? И вы, и я
– мы прекрасно знаем, в чем тут разница, и можете мне не растолковывать, что электронное устройство моделирует только физические функции мозга, оставляя в стороне химические и физиологические, а в живом организме все это взаимосвязано, и так далее. Нам с вами незачем повторять таблицу умножения. Но все-таки Сократ делает все, что мне от него нужно. И делает лучше, чем ваши белковые конструкции. Вдобавок, у него идеальный характер, он не способен на истерики, драки и самоубийства, к чему ваших питомцев определенно тянет.
Лоран смотрел на темно-коричневые руки робота – гибкие, быстро двигающиеся.
– В принципе – то же, что у вашего Мишеля, – объяснил Шамфор, поймав его взгляд. – Пластмасса, искусственные мышцы, полупроводники, миниатюрные электродвигатели, датчики. Только управляется все это не биотоками живого мозга, а электронным устройством.
– Он может говорить только о конструкциях?
– Нет, почему же… Правда, я его не тренировал для разговоров на общие темы. Он ведь делался не для демонстрации. Задайте ему вопрос.
– Сократ, тебе нравится эта работа? – спросил профессор Лоран.
– Я считаю, что эта работа очень полезна, – сказал робот.
Шамфор засмеялся:
– Уклончивый ответ! Так вам и надо, Лоран, не очеловечивайте его. Кстати, что ответил бы ваш Мишель на такой вопрос?
– Эти эмоции ему вполне доступны. Интерес к работе, жажда знаний, желание искать истину…
– И честолюбие. И властолюбие, – добавил Альбер.
Профессор Лоран резко повернулся к нему:
– Что?! С чего вы это взяли, Дюкло?
Альбер смутился:
– Я это заметил. Это же видно. Может быть, он это не вполне сознает. Но в мыслях он соперничает даже с вами.
– Со мной? – недоумевающе повторил профессор Лоран. – Да вы бредите, Дюкло!
– Мальчик прав, мне кажется, – вмешался Шамфор. – И что вы так удивляетесь, не пойму. Ведь это вполне человеческие качества. А ваш Мишель не машина.
– Думаю, что вы фантазируете и неверно оцениваете некоторые рассуждения Мишеля, – сказал профессор Лоран. – Я примерно понимаю, о чем идет речь: что я разбрасываюсь, устаю, плохо сосредоточиваюсь…
– Да. Что вы слишком много помните… детство, войну и так далее.
– Ну, это уже зависть неполноценного существа. Ему-то что помнить, бедняге, кроме лаборатории да книг, которые он читал? Но это не значит, что он жаждет власти и славы… Ладно, мы еще поговорим об этом… Ну, Шамфор, так в чем же особенность вашего робота?
– Пластические нейроны, – сказал Шамфор. – Они способны изменять свои логические свойства в зависимости от того, чем занимается в данное время робот. Мне-то он нужен прежде всего как конструктор, и я вовсе не собираюсь много экспериментировать с ним. Но эти пластические нейроны удивительно емки, нервные сети, составленные из них, невероятно сложны. И Сократ может обучиться чему угодно. Я могу сделать его физиологом, специалистом по древнегреческой литературе или железнодорожным диспетчером. Он выучится всему гораздо быстрей и прочней, чем человек. Он сможет действовать, как я говорил, в изменчивой обстановке, приспосабливаясь к ней, на ходу меняя свое решение или выбирая новые пути для его осуществления. Селективная способность у него развита даже сильней, чем у человека: он очень экономно отбирает то, что ему нужно, из потока внешней информации.
– При такой сложности у него, конечно, бывают неожиданности в поведении?
– Бывают. Но сказываются они куда более безобидно, чем у ваших питомцев. Был случай, когда Сократ целый день говорил только по-русски. Он свободно владеет еще английским и немецким: на этом я проверял его способность обучаться, а кроме того, он должен следить за литературой по специальности. Читает он очень быстро и делает для меня сводки. Да, я знаю, так же как Мишель – для вас… Так вот, он начитался русских технических журналов и почему-то на время разучился говорить по-французски. По-русски я не понимаю, так что день был испорчен. Потом я сообразил: он-то ведь меня понимает. Дал ему задание, он начал чертить и проработал до вечера. К утру у него все наладилось.
– Сократ, почему ты говорил по-русски? – спросил профессор Лоран.
– Этого я не знаю, – сказал робот. – Это случайность.
– Конечно, он не знает. Не задавайте таких нелепых вопросов, Лоран. Лучше скажите: какое впечатление производит на вас Сократ?
– Великолепное создание, что и говорить. Но это все же другой путь…
– Конечно, другой… Но согласитесь, что те успехи, о которых вы мечтаете, достигаются на этом пути быстрей и верней, чем на вашем…
– Дело в принципе, а не в наличии успехов, – хмуро сказал профессор Лоран. – Вы же знаете, в каких условиях работал я, особенно в последние три года. А если б у меня была такая лаборатория, как у вас, с таким штатом? Хотя, честно говоря, для моих дел и такой лаборатории мало. В конце концов, Шамфор, вы идете по проторенному пути. Электронных роботов в наши дни делают повсюду. Помните, мы с вами читали о роботе, которого в Советском Союзе сделали школьники? А мои опыты…
– Господи, Лоран, не считайте меня дубиной! Разве я не понимаю? Да, вы человек подлинно гениальный, вы далеко обогнали современную науку. Да, вы ведете жизнь героя и мученика, вы губите себя, работая сверх сил и искусственно подхлестывая мозг. Но во имя чего? Лоран, человек есть человек. Он прекрасен, да, он гениален, он все глубже проникает в тайны природы. Но он и силен, и слаб. Стремления его духа далеко превышают его физические возможности. Ему понадобилось умение добывать огонь и делать орудия из камня. А потом ему понадобились колеса, рычаги, самолеты, и электричество, и ядерная энергия, и полупроводники, и кибернетика. Как ни тренируй руки, они не поднимут такого груза, который шутя поднимает башенный кран. Как ни упражняйся в беге, поезд не обгонишь. И летать не будешь без самолета, и на расстоянии не поговоришь без телефона или радио. Нет, Лоран, не вам бы шарахаться от нашей кибернетики, вы ей слишком многим обязаны.
– Да, я знаю… – пробормотал профессор Лоран.
– Вы знаете, да… Вся беда в том, что у вас архаическая психика, Лоран. Вы из тех, кто считает в глубине души, что человеку унизительно происходить от обезьяны. Вот вам и хочется во что бы то ни стало помочь человеку превзойти машину…