Кулагин был невысокого роста, светловолосый. Он производил впечатление человека собранного, спокойного и аккуратного. Темная косоворотка была застегнута на все пуговицы. В черных глазах на круглом, простоватом на первый взгляд лице угадывалось естественное человеческое любопытство.
– Прошу покорнейше садиться, товарищ Кулагин. И давайте, наконец, лично познакомимся. По документам и вашим рапортам я именно таким вас себе и представлял. Но на Востоке мудро говорят, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать…
Инженер Кулагин согласно кивнул. О Вячеславе Рудольфовиче он слышал много, но встретиться с ним довелось впервые, хотя общая работа связывала их ещё с девятнадцатого года. Тогда Менжинский руководил операцией по разоблачению контрреволюционного заговора «Национального центра», а чекист Кулагин в Вологодской ЧК ловил колчаковских эмиссаров, переправлявших из–за Урала деньги московским контрреволюционерам.
Затем Кулагин возглавлял в губернской ЧК отдел ББ (борьба с бандитизмом). Два года назад в очередной операции получил две пули в грудь от вожака лесной банды Аверьянова и полгода провалялся в госпитале. Врачебная комиссия в связи с тяжелым ранением признала его ограниченно годным к военной службе. Из Вологды Кулагин переехал в Иваново, стал работать механиком на ткацкой фабрике, подлечился, обзавелся семьей.
– Хорошо вы тогда нам помогли вскрыть связи «Национального центра» с колчаковцами, товарищ Кулагин, – мягким грудным голосом продолжил Вячеслав Рудольфович и привычным жестом откинул со лба густую прядь волос. Рука была тонкая, с длинными пальцами. Такие руки бывают у скульпторов или музыкантов. Сквозь стекла пенсне смотрели внимательные и усталые глаза. Крахмальная сорочка с высоким воротником и темно–синий шевиотовый костюм не вязались в представлении Кулагина с привычными ему по прошлой работе в чека гимнастерками, шинелями и кожаными куртками.
Искренне удивило Кулагина и то, что начальник секретно–оперативного управления помнил давний и не очень крупный эпизод по ликвидации колчаковских эмиссаров.
– Не догадываетесь, для какой надобности мы вытащили вас из Иванова?
– Понимаю, что не пироги кушать, товарищ Менжинский.
– Да, о пирогах нам ещё рано думать… Вот полюбопытствуйте… Манифест «императора Кирилла Первого». Мы считаем, что с династией Романовых покончено бесповоротно, а в городе Ницце объявляется «самодержец и государь Всея Руси»…
Кулагин внимательно читал манифест, а Вячеслав Рудольфович из–под густых бровей следил за выражением лица инженера и решал вопрос, подойдет ли бывший вологодский чекист для ответственного задания, ради которого он срочно вызван в Москву.
Профессиональный революционер Менжинский, член партии большевиков с 1902 года, образованный юрист, бывший подпольщик и эмигрант, первый нарком финансов Советской Республики, генеральный консул в Берлине во время недолгого Брестского мира, человек, владевший добрым десятком языков, отлично знающий литературу и искусство, по приказу партии стал в трудном девятнадцатом году одним из руководителей ВЧК и с тех пор находился на переднем крае труднейшей работы, требующей предельного напряжения сил, ума, таланта и воли. И немыслимо тонкого, почти интуитивного умения разбираться в людях, ощущать за малым фактом большие события, а порой видеть в громком и внешне эффектном – пустоту и никчемность.
В новых условиях чекисты активно перестраивали методы борьбы с контрреволюцией. Важно и нужно было обезвреживать террористов, шпионов и диверсантов, проникающих на советскую землю, перехватывать контрреволюционную литературу, вычищать из всех углов прятавшуюся вражескую нечисть. Но ещё важнее была работа по обезвреживанию эмигрантских группировок, выявлению их планов и своевременной парализации контрреволюционных действий. Нужно было вырывать из–под вражеского влияния тысячи обманутых людей, которые в суматохе революции и гражданской войны оказались вдали от родины и народа. Тех людей, которые теперь раскаивались в собственных ошибках и метались из края в край по эмигрантскому морю, трудно решая, к какому берегу пристать. Или просто плыли по воле мутных волн, ничему уже не веря и ни на что не надеясь.
– До академика Павлова новоявленный император добрался. И ему манифест прислал… Вот этот. «…Верьте в царя Кирилла, он скоро будет в Петрограде… Будьте готовы встретить законного царя русского народа…» А это письмо Павлова нам: «Я уже привык без царя… Пусть Кирилл больше мне не пишет…»