Вошел сержант Смолин и, подойдя к своей тумбочке, достал зубную щетку, пасту, мыло. Увидел конверт на подушке, взял, прочитал обратный адрес и… порвал на мелкие клочки.
Саша, которого Степан выручил с брезентом, делил на одеяле посылку на восемь кучек — по числу ребят своего отделения: конфеты, печенье, яблоки. Палку колбасы аккуратно промерил ниткой, пометил ногтем:
— Степа, ножик есть?
Степан подошел, не отвечая, оглядел посылку, одну из кучек высыпал обратно в ящик…
— Ты что? — изумился Саша. — Это ж тебе…
Степан так же молча сломал пополам колбасу, взял половину и отошел.
— Ты что? — у Саши от обиды задрожали губы. — Это ж всем!..
— Не обращай внимания, — сказал сосед справа. — У Степки через пять дней соревнования. Он перед ними всегда такой.
— Пантелеев! — приказал Смолин. — Ко мне.
— У меня ж соревнования, — с некоторым смущением сказал Степан Пантелеев, подходя к Смолину и ожидая крепкого нагоняя за колбасу. — Мне калорий не хватает. А конфеты я отдал.
— Собирайся, — бросил Смолин, направляясь к дверям. Занятый сложностями предстоящего, сержант проделку с колбасой попросту не заметил.
…Все складывалось как нельзя лучше: едва вышли на опушку, искалеченную ледяным дыханием недальнего океана, как перед ними в низине открылся поселок, по одну сторону которого в отдалении чернела гавань в белых закраинах, уходящих к горизонту, по другую — редкие строения небольшого аэродрома с маленьким, как игрушечным, самолетиком на поле.
— Э-эй! — обрадовалась Лена и помахала самолетику лыжной палкой. — А вот и мы!
Оба Женьки, Белый и Черный, впряженные в тяжело груженные тюками нарты, остановились. Перевели дух, отерли иней с бровей и подбородков.
— Как вы думаете, сударь, — Белый кивнул на россыпь одноэтажных и двухэтажных домиков, — который из них магазин?
— Это без разницы, — пожал плечами Черный. — Все одно — наш.
— Деньги! — коротко сказал Андрей.
— Только пусть Белый бежит, его очередь, — Черный достал из меховой куртки бумажник. — По сколько сбрасываемся?
— По всем, — жестко сказал Андрей, отбирая бумажник, и повернулся к Белому.
— Это по какому такому случаю?.. — пробурчал Белый, но за деньгами полез.
— Это по случаю близкого завершения трудного дела, которое не должно быть провалено в последнюю минуту. Вопросы есть?
— Ну. — Черный мрачно пожал плечами.
— Я спрашиваю: вопросы есть?
— Ну, нет.
— Скажи «нет», без «ну».
— Нет, — выдавил Черный и исподлобья взглянул на Андрея. — Ну?
— Вот, мадам, — Андрей иронически поднял брови, округлил глаза. — И с такими неандертальцами приходится заниматься серьезными делами. — И снова — Женькам: — Вот потому я у буровиков и спирт не взял, зная потребности ваших организмов. Короче: мы из 64-й буровой партии Миннефтегаза, начальник — Спиридонов Николай Николаевич. Здесь у нас, — он кивнул на тюки, — всякие нужные железки, образцы, которые нужно срочно доставить в Москву, в министерство. Убедительно прошу ничего не напутать. И вообще, поменьше раскрывать пасти. Все переговоры веду я. Вопросы есть? Черный?
— Нет, — угрюмо покосился в сторону.
— Белый?
— Какие уж тут вопросы… — Белый ощерил мелкие зубы. — Ты ж капитан, и родина твоя — Марсель…
— Тогда заводи моторы, ребятки! — И Андрей, резко оттолкнувшись, поехал вниз, к поселку.
Вот таким Лена его и любила: сильным, властным, воле которого подчиняются.
А про Белого и Черного она еще в Москве спросила, когда они первый раз к ним пришли:
— А они кто? Охотники?
— Подонки. — Андрей любовно оглаживал вороненую сталь ружья, только что купленного у Белого, открыл магазин. — Видала? Пять зарядов, это тебе не хухры-мухры!
— Зачем они тебе?
— За тем, мадам, что Север — край богатый, но опасный. Полный, так сказать, неожиданностей.
— Я про этих, про Женек…
— А, «черно-белое кино»?! Их задача чисто функциональная. Они у нас вместо лошадок будут. Гужевой транспорт. Двое нарт мы купим, а оленей или там собак — не потянем. Оборотный капиталец маловат.
А таким он был ей неприятен, и она боялась его. Боялась больших, навыкате светлых глаз, что меняли цвет от блеклой голубизны до серо-зеленого, с рыжими искрами, в гневе. Боялась его холодной ярости, когда произносились слова, что ранили надолго. Ей было неприятно это разделение людей по функциональным значениям: тот нужен для того-то, а этот для этого.