Я благоразумно не стал дожидаться самого окончания бала, того нелицеприятного момента, когда ты вдруг начинаешь прозревать. А каково видеть сквозь рукава проворного фокусника или шулера, каково заглянуть под прозрачную столешницу и разглядеть кому какое внимание выказывает маленькая шаловливая туфелька? Вовремя уйти это такое же искусство как встать из-за стола с чувством лёгкости, как выпить и остаться человеком.
На обратном пути к машине Эмма без умолку ворковала о волшебстве бала, чувства прекрасного переполняли её сердце, она была готова обнять каждое дерево на бульваре, каждый дом на нашем пути, каждый витиеватый фонарь:
- А ту мелодию ажурного вальса, - (так она называла фигурный вальс), - ты помнишь? Помнишь?
Я, не скрывая своего восхищения, кивнул, но ей, казалось, и дела до меня не было. Она два раза прокружилась, напевая ту самую мелодию: "та-та-та, та-та-та", отчего её платье распустилось живым цветком. "Цок-цок-цок", - подпели ей каблучки. Опасаясь за её равновесие на каменном тротуаре, я схватил юную танцовщицу и прокружил её. Рассмеявшись, она взяла меня под руку, прижавшись сильнее обычного.
В машине, однако, Эмма практически засыпала, всю дорогу мы молчали, а когда добрались до её отеля, сердце моё заколотилось как никогда.
- Мы ещё увидимся? - задал я мучительный вопрос, делая над собой невероятное усилие.
- А ты этого хочешь? - поддразнило кокетство.
- Спрашиваешь!? - почти обезумевши удивился я.
- Спасибо за вечер, - нежным голосом прозвучала Эмма.
Она стремительно чмокнула меня, выпорхнула из машины и скрылась за спиной дверей отеля. Не сразу тронулась машина: несколько мгновений я и поражался тому, откуда у Эммы столько лёгкости после утомительной ночи, и дивился, как она по щёлку пальцев превращает меня в какого-то школьника.
VII
Не раньше обеда открылись мои глаза на следующий день. Решив зайти за Эммой и, может быть, вместе позавтракать, я стоял у зеркала внизу и пытался совладать с запонками, когда дверь студии стремительно распахнулась, на пороге засияла Эмма.
- Вот здорово! - воскликнул я, - помоги мне с этими упрямцами.
- Ты вообще читал газеты? - поинтересовалась гостья, размахивая в руке свежими изданиями.
- ...я дожидался прекрасную почтальоншу! - забрал я газеты. - Пошли поедим.
- Дай сюда! - воскликнула Эмма, когда мы вышли на улицу, и я, держа газеты подмышкой, на ходу продолжил ковыряться с вредными запонками.
- И о чём сегодня пишут? - спросил я, любуясь прекрасным лицом, принявшим тогда серьёзное выражение, - Бьюсь об заклад, газеты пестрят заметками о том, как ты вчера блистала на балу!
Эмма с напущенной строгостью взмахнула на меня ресницами:
- А ты почитай, почитай. Дурень!
Наскоро добравшись до приятного кафе, мы расположились, и я развернул газеты.
"Вчера Гранд отель "Интерконтиненталь" распахнул свои двери гостям великолепного бала парижанок. 68 пар дебютантов открыли блистательный вечер знаменитым вальсом "На прекрасном голубом Дунае" Иоганна Штрауса, который исполнялся на французском языке, под аккомпанемент оркестра "Евгения". - Почти одинаково начинались статьи. Далее в одной из них следовала историческая справка, в другой был подробно описан банкет, перечислены названия танцев. В конце обеих статей следовало перечисление некоторых именитых гостей, среди которых в одном списке была "знаменитая художница Эмма По (живое воплощение искусства)", в другом "Эмма По, иностранная принцесса, говорящая на чистом французском".
- Какой ужас, - в шутку вздохнул я, - они явно перегнули палку с французским, и я не критикую твои бель-пароль [фр. - красивые слова], они чудесны, но тот факт, что с чужаками ты общалась на английском, действительно, вопиющ.
- Что ты за дурак? Тебя совсем не смущает, что они называют меня "знаменитой", да ещё "принцессой"? Одно дело шутка, но другое публичная печать.
- Брось, ладно что одно из любимых дел любой газеты однобокость фактов, а то и вранье, кого этим удивишь? Но ведь ты и вправду знаменита - про тебя даже в газетах пишут, - рассмеялся я. - Да и вообще, эта короткая фамилия, создала тебе инкогнито. А то что они приврали про язык, подумаешь...
Видя неудовлетворённость в глазах Эммы, я продолжил:
- Ты самая настоящая принцесса! - моя спутница недовольно покачала головой. - Можешь не верить в это, но... признайся ты девушка.
- Наглец! - закатились каштановые глаза.
- Ну вот. А есть ли у тебя какое-нибудь удостоверение девушки?
- Non-sens! У меня есть паспорт!
- Он лишь говорит о том, что ты гражданка определённой страны. Что ты девушка понятно без всякого документа, правда? Так и принцессу отличают воспитание и манеры, умение держаться и ум... Даже на этом фото, - я поднял газету со стола, чтобы получше разглядеть изображение, - c этой диадемой - венцом замечательной причёски - разве здесь ты не похожа...
- На каком ещё фото!? - расширились от удивления и без того большие глаза.
- Ты, что, не видела? - взглянул я на героиню сюжета, рассмеявшись и чуть отодвинувшись. - А я-то как вышел! Высок, статен, подтянут... Погоди, почему на мне форма? Что это, чёрт побери, за медали?
Весь мой последний монолог Эмма тщетно пыталась отобрать газету:
- Дай, наконец, посмотреть!
За секунду до взрыва атомной бомбы женского терпения, я вернул вожделенную бумагу хозяйке.
- Надо же! Я себя не узнала... Вот почему эти газеты оказались сегодня у моей двери!
На фотографии в четверть газетной страницы Эмма была запечатлена идущей. Она высоко и гордо несла прибранную головку, губы её жили счастливой улыбкой. Названная принцесса держала меня под руку и смотрела чуть в сторону, подол её платья замер в лёгком полёте. Однако никого другого на фото не было, крокодил фотокамеры откусил лишь кусочек моей руки, а остальные гости были не в фокусе.
- Разве здесь ты не похожа не принцессу? - закончил я свой вопрос, стоя за спиной сидящей Эммы.
- Хорошее фото, - заключила она и на мгновение откинула и повернула голову так, что чуть коснулась моей руки, упиравшейся на спинку её стула, - жалко, что ты не влез.
- Ну что ты, сherchez la femme, - [фр. ищите женщину] рассмеялся я.