***
Насильно-торжественно сердце качну
глаголом седьмого спряженья.
Как в лучших газетах, поэму начну
с международного положенья:
Вот Боннский завод продает водород –
для бомб в производстве кустарном...
Вот заяц забрался ко льву в огород,
угрохав полсотни жандармов...
Церковники лижут пластмассовый крест
и снова шельмуют Коперника...
К любому поэту – приставлен Дантес,
любой городишко – грядущая Герника...
Ах, Герника, Герника, ночь над тобой –
холодная тьма без просвета...
И ты беззащитна, как город любой...
Но только... Но только не этот...
Какой же "не этот"?.. (Сквозь джунгли-слова
крадусь к трепыхнувшейся теме...).
Но только не этот, который – Москва!
Единственный в звездной системе!
Мы любим Москву, и Москву сбережем
и в громе, и в пламени рыжем...
Мы любим – и точка! Вопрос разрешен.
За что? Разберемся пониже...
***
Как страшно наткнуться на вечную тему:
а вдруг не найду золотые слова...
Без ведома сердца задумал поэму,
но дрогнуло сердце при слове "Москва".
И мысли уже начинают искрить,
и падает искорка в душу...
Начну говорить, говорить, говорить...
С л у ш а й...
* * *
Нет милее мне пейза́жа,
чем Москва – столица наша.
Нет сильнее пейзажа́,
чем вода синей ножа.
Я над Яузой вишу –
в дополненье к пейзажу́...
Москвичей святые лики –
вернисажищем живым...
Что ни встречный, то великий
или будет таковым!
Постовой! и ты великий?
Погляди в моё лицо:
из Москвы меня не выкинь,
как из песенки словцо.
На Москве имеет место
все, что в цвете и цвету...
Вот кого-то ждет невеста, –
подойду – и пропаду!
Нас Москва моментом женит,
лучше свах и прочих баб...
...Сбоку чапает священник:
чап-чап-чап!..
Вот идет по-русски чинно,
будто режет каравай –
стенобитная машина
по фамилии – трамвай.
Прут артелью москвичата –
Стеньки Разина внучата...
Среднерусская порода,
древнеатомный народ...
Но в Москве не без урода,
и смотрю – стоит урод.
Мощным брюхом рубашечка вспучена,
заграничный трещит ремешок.
Как столица ему понаскучила!..
Прямо взял бы да снова поджёг!..
От души скажу – не для принципа:
если он – москвич, я – провинция...
Если он – бульдог,
то дворняга я...
А Россия – цветок,
Москва – ягодка!
В этой ягодке – витаминочка,
может, Леночка, может, Ниночка.
Просто девочка беспрозваиная...
Ах, любовь ты моя безымянная!..
***
Я москвичку безымянную люблю.
Только вспомню – и такое замелю...
Был апрель еще не зелен, только желт...
Шел Арбат, а может, я куда-то шел...
Я дурил и подчирикивал птичкам,
будто лет мне от двух до пяти...
Вдруг – стоит, как разбойник, – москвичка
на моем транссибирском пути.
Беспощадно стоит, закатав рукава,
целит в лоб чуть подкрашенным оком...
Ах, Арбат, ты Арбат, ах, Москва, ты Москва!.
Синий плащ да пружинистый локон!..
Я хочу и в этот миг, и столетие спустя
вспоминать ваше N-ское имя...
Из души страстя в рот и в уши свистя,
к вам стихами выливаются тугими.
Я москвичку безымянную люблю,
тем апрелем вечно память тереблю...
Я шепчу через сибирские снега,
что она – моя толчковая нога.
Помогает мне бросаться за светом
через пошлостей смертельные рвы...
Помогает и не знает об этом,
потому что их, таких, пол-Москвы!..
Пол-Москвы, пол-Земли и пол-Космоса.
Расскажу-ка еще об одной...
Как стояла она, русокосая,
к танцплощадке спиной...