Выбрать главу
Мудрый Кокорев в такт ему вдруг заушил           Тучный лик свой, и вслед им Погодин Энергично взялся за ланиты свои,           Находя, что сей акт благороден.
Петербургу понравилось это; и мы           Года два перед взором Европы Колотили себя и в то время нашли,           Что не надо и розог!..
(Говорят — не ручаюсь за верность молвы, —           Что в те бурные дни из аптеки Для целения арнику больше всего           Отпускалось Степану Громеке.)
Воспевали поэты в высоких стихах           Заушения подвиг отменный И пророчили нам, что в грядущем за то           Вознесемся мы в целой вселенной…
Появились, однако, тогда ж господа,           Что немножко в скептическом духе Объясняли всеобщую жажду — себе           Задавать с наслаждением плюхи.
Эти скептики нам утверждали, что мы,           Потеряв на ланиты чужие Наше прежнее право, себя по щекам           Принялись колотить, как шальные!
Впрочем, плюхи звучали… и стихли потом;           Раздалась на железной дороге Вновь одна, но уж та по чужому лицу,           И — порядок остался в итоге!
5
Я, читатель, от няни-старушки слыхал           В дни волшебно мелькнувшего детства Много сказок чудесных; один этот клад           Мне она завещала в наследство.
На меня не посетуют, если теперь           Сказку я расскажу: отчего нам Не запеть, как певалось в минувшие дни,           Простодушно-младенческим тоном?
Я люблю звуки песен былого, люблю           Этих звуков волшебные песни; Сердцу сладко минувшие дни вспоминать,           С ними жизнь и светлей и чудесней!..
Так начнем же: далеко, в заморских краях           Жил волшебник Прогресс благодушный, Правил мирно страной да творил чудеса,           И Прогрессу все были послушны.
Жил Прогресс, не тужил; да случилось, узнал,           Что есть целые грады и веси, Где в спокойствии добрые люди живут           Да и знать не хотят о Прогрессе.
Он разгневался. «Ну, — говорит, — коли так,           Сам иду я, своею персоной К этим людям: посмотрим мы, как-то у них           Будет принят властитель законный?»
Собрался он без свиты; шел день, может, два,           И пришел наконец: ничего-то Не видать — ни долинок, ни речек, ни гор,           Лишь зловонное видно болото.
Люди разных чинов и сословий сидят           В том болоте средь грязи смердящей, Жрут ее да хвалебные песни поют,           Полагая, что пищи нет слаще.
«Что за мерзости!» — плюнул волшебник Прогресс,           Да и прочь было… глядь: вместо суши Очутилась трясина под ним — и завяз           Он в трясине по самые уши!
Оглянулся он в страхе: толпою к нему           Разноцветные люди всплывали — На лицо ему плюнули грязью, потом           Сами грязь ту облизывать стали…
И сидит в том болоте Прогресс, и досель           Он не может уйти из болота… «Ну уж сказка!» — кричат мне. Соскучились вы? —           Самому мне невесело что-то…
«Для чего же рассказывать было ее? —           Что за басни, давайте нам дело!» Для чего? «Есть причина, но я не скажу           Ее звездам небес!»…(из «Отелло»).
Впрочем, если угодно, вам можно теперь           Насладиться приятной мечтою; ………………………………………
То ли дело у нас-то, такой ли прием           Был оказан прогрессу сынами Милой родины? принят он был, восхвален           И осыпан в восторге цветами.
На Скарятине въехал он в славе; в Москве           Был он встречен Катковым, лорд-мэром, На пути ему Павлов песок посыпал,           И скакал Розенгейм пионером.
Все младенцы ему воспевали хвалу:           Калиновский[158], Громека, Чичерин, Князь Черкасский с березовой ветвию шел,           Заливался Скарятин, как мерин…
вернуться

158

Г. Калиновский — издатель ныне почившего прогрессивного журнала для детей «Светоч».