4
Дитя Бастилии, топча ногою троны,
Горячей девой к нам пришла она,
И весь народ пять лет, любовью распаленный,
С ней тешился без отдыха и сна.
Но ей наскучило быть грубых ласк приманкой,
И сбросила она под гром побед
Фригийский свой колпак и стала маркитанткой,
Любовницей капрала в двадцать лет!
И вот теперь она, прекрасная, нагая,
С трехцветным шарфом, к нам опять пришла
И, слезы бедняков несчастных отирая,
В их душу силу прежнюю влила.
В три дня ее рукой низвергнута корона
И брошена к народу с высоты,
В три дня раздавлено, как прах, величье трона
Под грудой мостовой плиты!
5
И что ж? — О стыд! — Париж великий и свободный,
Париж, столь чудный в гневе роковом
В тот бурный день, когда грозы народной
Над властью грянул беспощадный гром;
Париж с священными минувшего гробами,
С великолепием печальных похорон,
Со взрытой мостовой, с пробитыми стенами —
Подобием изорванных знамен;
Париж, обвитый лаврами свободы,
Кому дивится с завистию мир,
Пред кем с почтением склоняются народы,
Чье имя чтут, как дорогой кумир,—
Увы, он ныне стал зловонной грязи стоком,
Вертепом зла бесстыдного он стал,
Куда все мерзости сливаются потоком,
Где катится разврата мутный вал;
Салонных шаркунов он сделался притоном:
К пустым чинам и почестям жадна,
Толпа их бегает из двери в дверь с поклоном,
Чтоб выпросить обрывок галуна!
Торгуя честию и теша черни страсти,
В нем нагло ходит алчности порок,
И каждая рука лохмотьев павшей власти
Окровавленный тащит клок!
6
Так издыхающий далеко от берлоги,
Сражен свинцом безжалостным стрелка,
Лежит кабан; под жгучим солнцем ноги
Он вытянул, и пена с языка
Струится с кровию… Уж он не рвет капкана,
Он замер в нем… Вздрогнул последний раз
И умер, пасть открыв кровавую, как рана…
И вот труба победно раздалась:
Тогда, как волн ряды, собак свирепых стая
Рванулась вдруг, и слышен там и тут
В долине резкий гул их смешанного лая,
Как будто псы пронзительно зовут:
«Пойдем, пойдем! Кабан лежит сраженный в поле!
Теперь настал победы жданный миг,
Нас цепь охотника не сдерживает боле,
Он наш, он наш! точите острый клык!»
И, бросившись на труп в порыве алчной злобы
И когтем и клыком готовая терзать,
Вся свора роется внутри его утробы,
И каждый пес спешит кусок урвать,
Чтоб, встретившись потом на псарне с сукой жадной,
Открыв в крови дымящуюся пасть,
Ей бросить кость, издавши вой злорадный:
«Вот и моя в добыче часть!»
<1866>
Николай Логинович Ломан — из дворян С.-Петербургской губернии — родился 4 февраля 1830 г.
В 1850–1870-х годах он преподавал русский язык и словесность в Новгородском кадетском корпусе, 2-м петербургском кадетском корпусе, 2-й петербургской военной гимназии и др. В 1862 г. вместе с преподавателем артиллерии полковником С. А. Слуцким Ломан издал «Историческое обозрение 2-го кадетского корпуса» в связи с его столетним юбилеем.
К тому же 1862 г. относится и другой факт его биографии. Он стал известен совсем недавно и свидетельствует о близости Ломана в то время к передовым кругам. Весною 1862 г. группой членов «Земли и воли» во главе с А. Д. Путятой было организовано «Общество по изданию дешевых книг для народа». Ближайшее отношение к Обществу имел Н. Г. Чернышевский. В нем состояли многие преподаватели военно-учебных заведений, в том числе Ломан и его сослуживец Слуцкий. На одном из заседаний (1 мая 1862 г.) при обсуждении тематики изданий Ломан предложил написать очерк о Кольцове или Крылове[160].
вернуться
Баренбаум И. Е. Н. Г. Чернышевский и печатная пропаганда революционных разночинцев 60-х годов XIX В. //Сб. «Чернышевский и его эпоха». М., 1979. С. 213–215.