Чужеземец
С того момента, как мой попутчик временно покинул купе, в нем стало непривычно тихо и я наконец-то смог взяться за свой текст. Озаглавив новый лист броским названием «Чужеземец» я сделал от него пару отступов вниз. Мыслей в голове было как будто больше чем обычно, и подобрать нужные слова мне давалось с трудом. Более того – в этот момент мне казалось, что слова не подходят друг другу вообще. Что они вообще не соединяются в единый текст и даже в единое предложение.
Такое странное чувство я испытывал впервые, но списал все на наш долгий и интереснейший диалог с Бэнджамином. Всё же столь интересного рассказчика я еще не встречал – его история про загадочное существо в подвале буквально поразила меня. «Что-то долго его нет», – подумал я и встал, чтобы выглянуть в коридор. Все-таки он человек в возрасте, вдруг с ним что-то произошло, когда он вышел из купе. В коридоре было пусто.
Я вышел из купе, прикрыв за собой дверь и подойдя к туалету, осторожно постучал в дверь.
- Бэнджамин? – спросил я и тут же залился краской от неловкости.
Шум колес заглушал любые звуки, и мне показалось, будто я упустил за ним ответ своего нового знакомого. Я прислушался получше и спросил еще раз.
- Бэнджамин? У Вас всё в порядке?
Ответа вновь не послышалось, и я понял, что в первый раз его тоже не было. Подождав у двери пару секунд, словно пытаясь выиграть тому время, на случай если я застал его в непристойном виде, я постучал еще раз уже настойчивее. Надавив на ручку двери, я ощутил, что та не заперта и неуверенно открыл её. Туалет действительно оказался открыт, но что самое удивительное и жуткое одновременно он оказался пуст. Еще минуту я стоял, осматривая металлический постамент в углу, словно не ожидал его здесь увидеть. Я не понимал, куда исчез мой попутчик. Закрывая дверь, я еще раз напоследок прошел взглядом помещение и не зря – дело было в рукомойнике, на котором не висело ни единой капли. Он был абсолютно сухим, ведь им и не пользовались. «Может, здесь было занято, и Бэнджамин пошел в соседний вагон?», – подумал я и вернулся в купе.
Как бы там ни было, он вправе решать, куда ему идти. Наверное, поэтому его так долго нет, а значит все в порядке. Я успокоился и сел обратно за пишущую машинку, как вдруг неожиданно поезд начал тормозить, а виды за окном стали приобретать архитектурные формы и признаки человеческой жизни. Ландшафт становился более урбанизированным – приближалась станция. Кажется, Бэнджамину пора выходить.
Я снова начал переживать и, не в состоянии спокойно усидеть, встал на ноги. Куда мог подеваться мой попутчик, когда ему нужно забрать свои вещи и двигаться к выходу? Идти искать его времени уже совсем не осталось…
Желая помочь ему и ускорить процесс сборов, когда тот вернется, я полез на верхнюю полку за его чемоданом. Потянув ручку чемодана на себя, я совсем не рассчитал его вес и рухнул вместе с ним на пол. Мое падение пришлось на край сиденья, и я невыносимо больно ударился об него спиной. Внутри все отдалось в грудь, и я протяжно закашлялся от застрявшего в легких воздуха.
С трудом поднимаясь на сиденье, я обнаружил, что шума колес больше нет. Поезд стоял и первая мысль, посетившая мою встормошенную голову, кричала, что тот остановился из-за меня. За окном виднелись суетливые люди и холодные стены вокзала. Потерев больную спину, я понял, что ничего не сломал и каким-то чудом отделался сильным испугом и ушибом. Возможно, правильнее было бы сказать наоборот.
Чемодан оказался настолько тяжелым, что я даже не смог снять его с полки. Я попытался поднять его теперь, но и сейчас мне давалось это с трудом – лишь на пару сантиметров мне удалось оторвать чемодан от пола, прежде чем опустить снова. «Что же в нем такого тяжелого, и как Бэнджамин сам с ним справляется?» - мелькнуло у меня в голове. Вопросов становилось все больше, и я все больше начинал нервничать, неосознанно закусывая губу.
Я выглянул в коридор – в конце вагона заканчивалась выгрузка вещей на перрон. В соседнем купе уже никого не было, как, наверное, и в большинстве других. Это последняя остановка в маршруте и многие покинули поезд еще на предыдущей станции. В этот момент у меня появилось ощущение, что в вагоне я остался совершенно один. Я знал, что сам себе его внушил, но от этого мне не становилось легче.