Всё что мне было нужно, это осторожно закрыть чемодан и постараться донести его до двери. Поднять его на уровень окна у меня ни за что не удастся. Закрыв чемодан, я попробовал его поднять, но тут же ощутил былую боль в спине. Даже донести чемодан до двери оказалось для меня испытанием, поэтому я принял решение тащить его по полу.
Потянув за ручку, я сдвинул тяжеленный груз с места и обрадовался. Эта небольшая победа придала мне уверенности и сил, поэтому я тут же вложил все свои силы в руки и потянул чемодан энергичнее. Ковровая дорожка в коридоре комкалась и тянулась по вагону под весом чемодана, буквально прилипая к его дну. Но даже это не могло стать у меня на пути к спасению Эдинбурга. Одна лишь мысль о предотвращении возможного апокалипсиса давала мне больше энергии, чем плотный утренний завтрак, от которого в моём организме уже ничего не осталось. Я даже забыл, что за всё время в поезде не взял в рот ни хлебной крошки, ни капли воды. Откуда вообще у меня могли взяться силы, чтобы поднять такой груз?!
Дотащив чемодан к выходу, я остановился, чтобы передохнуть. Со лба начал стекать пот, что в такую погоду было для меня в новинку. Сами мысли о спасении нескольких тысяч жизней разжигали внутри меня огонь переживаний и бурю волнительных раздумий. Буря бесконечно раздувала огонь, отчего меня на самом деле бросило в пот. Вдруг я свалился в голодном обмороке, ударился головой и все это мне теперь снится?
Справа от двери находился стоп-кран. Увидев его, я тут же понял, что мне нужно сделать. Если мне повезет, то, опустив рычаг, поезд должен сбавить скорость, вплоть до остановки, и у меня появится возможность безопасно вытащить взрывное устройство из вагона. Я сделал глубокий вдох, крепко взялся за холодную металлическую рукоять и резко дернул её вниз. Пол подо мной содрогнулся, вагон затрясло, что я еле устоял на ногах, – состав начал быстро терять скорость.
Я схватился за ручку двери и попробовал её открыть, но та не поддалась. Дверь сидела плотно и напоминала надежно запертое бомбоубежище. Только вот оно уберегает не от бомбы, а саму бомбу, находящуюся внутри. Поезд практически полностью сбавил скорость, и я принялся бесцеремонно ломиться в дверь. Отступив на пару шагов от выхода, я сделал долгий замах ногой и убедительно обрушил все силы на дверной замок. Отдача откинула меня на шаг назад, я снова замахнулся и ударил еще раз. Попав по дверной ручке, я ощутил тупую боль в районе пальцев и вновь отступил назад. На секунду я подумал, что сломал один из пальцев, но боль почти тут же утихла. Сжав губы, я со злостью разбежался и влетел плечом в дверь, та ответила металлическим лязгом, но осталась не побежденной.
Обессилив, я съехал вниз по стенке. Состав окончательно остановился и пейзаж за окном замер. Всё вокруг меня замерло, и даже время, кажется, прекратило свой бесконечный бег. Я словно провалился в астрал и оказался вне реального пространства. Где был только я. Только я, закрытая дверь и бомба.
И с чего я взял, что время замерло? Я же часовщик, – время никогда не останавливается! Обычно всё дело в механизме… А что если мне удастся разобраться в механизме взрывного устройства и отключить его!? Это ведь должно быть не сложнее часов?
Я открыл стоящий рядом чемодан и внимательно изучил каждый сантиметр устройства. Ни одной шестеренки, ни одного болтика, ничего, что могло бы показаться мне идентичным механизму часов. Я растерялся, уставившись на мигающие одна за одной желтые лампочки. Что они значат? Почему они светятся именно жёлтым? Может это значит, что бомба сейчас не активна, или погружена в какой-то режим сна? А может, это я погружен в какой-то режим сна и всё происходящее мне всего лишь снится?
Если я прав и устройство еще не активировано, значит, я всё еще могу попробовать разобрать его, чтобы оно точно не активировалось. Но если я ошибся с выводами…
Я оценил все составляющие взрывного устройства и принял решение отделить помпа-образную емкость от патрубков, чтобы остановить ток жидкости. Где-то в моём багаже должна быть часовая отвертка, с её помощью я бы мог поддеть емкость с краю и отсоединить. Обыскав чемодан, её не оказалось. Видимо пишущая машинка на момент сбора вещей показалась мне гораздо важнее, чем что-либо, связанное с моей старой профессией. Профессией, которая кормила меня целых семь лет. И я понятия не имею, почему я так резко списал её со счетов, отдав предпочтение писательству. Делу, в котором я гол как сокол, и имею минимальные шансы заработать себе хотя бы на хлеб.