— Вас интересует, как мы будем заселять эти дома, по какому принципу? Очень просто, по существующему в стране порядку. Претендент должен внести три тысячи фунтов за право участия в лотерее. Лотерея устанавливает очередность заселения.
— Итак, счастливец, который вытащит выигрышный билет, может праздновать новоселье?
— Не торопитесь! Он сначала должен внести еще плату за ключ.
— В каком размере?
— Девять-десять тысяч фунтов…
— Скажите, господин Левит, кроме этой платы…
Левит, понимая вопрос, кивает:
— Он еще должен ежегодно платить за квартиру налог в размере ста пятнадцати фунтов.
— А где же рядовой рабочий может взять такие деньги, если средняя заработная плата не превышает двухсот фунтов в месяц?
— На помощь желающим приходит «Сохнут», Всемирное еврейское агентство. Оно вносит эти суммы, а владелец квартиры на протяжении тридцати трех лет оплачивает агентству свой долг. Понятно, с процентами..
— Которые все больше возрастают?
Левит недовольно разводит руками:
— Что поделаешь, если вас не удовлетворяют такие условия, не поселяйтесь!
Мы побывали в этих домах, похожих друг на друга, как близнецы: коробки в духе американского модерна. Их немало выросло в Тель-Авиве, который был основан всего пятьдесят лет на зад как продолжение Яффы. Однако, если даже абстрагироваться от кабальных условий заселения, количество жилищ никак не может удовлетворить подлинной потребности: двадцать тысяч семейств свыше семи лет, как это вынужден был признать израильский министр Эшкол, проживают «в ужасных лачугах», а сто тысяч новоприбывших вообще не имеют жилья.
Многим переселенцам приходится жить в таких лачугах
Почти одна треть израильского населения — до шестисот тысяч человек — обречена на полуголодное существование. Такое положение приводит ко многим человеческим трагедиям: с фантастической быстротой за последнее время в стране возросло число самоубийств. Мне рассказали о стареньком враче Фуксе, который, не выдержав материальной нужды, принял стрихнин; о талантливом архитекторе варшавянке Муш-кат, выбросившейся из окна четвертого этажа; о зубном враче Вайсере, который отравился в иерусалимском кафе, оставив письмо о том, что потерял надежду получить работу и, не имея возможности прокормить свою семью, не видит для себя другого выхода…
Немало обманутых сионистской пропагандой людей, столкнувшись с израильской действительностью, начинают сознавать свою роковую ошибку, в результате которой они переехали сюда. Утратив последние остатки прошлых иллюзий, эти люди, вопреки рекламным утверждениям сионистов, не желают признавать Израиль своей родиной. В уже цитированном мною рассказе Ярослава Ивашкевича старик Натан Фриденссон говорит:
«…Я думал, что Израиль станет родиной для меня, Морица и моей жены. Мне не нужна была родина в Тарнове, мне не нужна была родина в Сант-Яго, потому что у меня была своя родина. Вы понимаете? Еврейское государство… еврейская армия, еврейская печать, еврейская система образования. Такого даже сама Элиза Ожешко не могла придумать. Ну и что получилось? Что? Неужели для того у нас родина, чтобы плевать на араба? Для того у нас родина, чтобы продать ее американцу? Для того у нас родина, чтобы… вы слыхали, что они вместе с Аденауэром придумали? Заплатить им? За газовые камеры, за пепел сожженных, за золотые зубы, за все заплатить. Вы слыхали что-нибудь подобное? Слыхали? Я знаю, как это называется. Тридцать сребреников… Деньги за кровь, виданное ли дело? Какие деньги брать? У кого? У тех, кто убивал, кто бросал детей в печи…»
Людей, изведавших все прелести израильского «рая», не могут привлечь западногерманские репарации за понесенные еврейским народом потери во второй мировой войне или американские подачки на бедность. Многие иммигранты прилагают все усилия, чтобы навеки покинуть эту страну. Однако выехать отсюда не так просто: сначала нужно вернуть все суммы, полученные в долг от сионистских «благодетелей», а мужчинам, кроме того, получить согласие военных властей. Опутанные долгами, жертвы местных ростовщиков продают свои последние вещи, лишь бы только вырваться на волю.
На берегу Иордана я встретил двух немолодых людей, должно быть, выходцев из Украины, которые тихо и печально пели «Реве та стогне Днiпр широкий…» Сколько невыразимой человеческой муки, сколько безграничной боли звучало в их голосах!