Солнце! Как ты нас ни жжёшь,
Освещаешь путь наш к счастью.
Ныне урожай хорош
И назад ни шагу, братья!
Ныне урожай хорош
И назад ни шагу, братья!
Богу мы молиться будем,
Чтобы не пришла беда.
Боже! Ты поможешь людям,
Чтобы с хлебом быть всегда!
Боже! Ты поможешь людям,
Чтобы с хлебом быть всегда!
Только с жатвой мы покончим,
Только урожай сберем,
Золотой венок колосьев
Тотчас в школу отнесем.
Золотой венок колосьев
Тотчас в школу отнесем.
Пусть узнают дети в школе,
Что уже давным-давно
Хлеб наш — с собственного поля,
Наше — каждое зерно.
Хлеб наш — с собственного поля,
Наше — каждое зерно.
Боже! О твоей защите
Молим чисто и светло!
Братья! Поле уберите,
Пока солнце не зашло.
Братья! Поле уберите,
Пока солнце не зашло.
Соре и Ривке
Двух красавиц сестер встретил я в Рахместривке,
Когда в юности давней я прибыл туда.
Звали старшую Соре, а младшую Ривке —
Я прекрасней невест не видал никогда.
Голова закружилась в тоске и печали
Оттого, что не знал я, кого предпочесть.
Ведь такие достоинства их отличали!
И у каждой свои преимущества есть!
Словно солнце в июле у Соре глаза:
До того улыбались они и горели,
Что выдерживать взор долго было нельзя.
Отворачиваюсь, поглядев еле-еле.
А у Ривке поглядка, как уголь, черна,
Ровным взором пылает подземное пламя.
Как потупит глаза — и вся жизнь не нужна.
Как поднимет — вся радость сияет над нами.
Даже те, кто в ученые лезет тома,
Мастериц лучше Соре и там не находит.
Сшила чудные туфельки Соре сама.
Под венец в этих туфлях пойти она хочет.
Ривке, пятницу всю напролет просидя,
Сшила платье. В субботу его надевает.
Будет счастлив, кто Ривке возьмет за себя,
Потому что прекрасней невест не бывает.
Кое-что как-то Соре шепнул на ушко,
И она разрыдалась, как малые дети:
«Мол, зачем не остался, где был — далеко.
Мол, живут негодяи такие на свете!»
Видно, бес в самом деле мне в душу вошел,
Я шепнул то же самое Ривке, однако.
«Я не уличная! Не такую нашел! —
Заявила она. — Не целую до брака!»
Думал я, думал я, понял я: это стыд.
Это срам. И, чтоб не было больше позора,
Ноги в руки я взял. Бог мне это простит.
Восвояси домой возвратился я скоро.
Женихаться — я понял — не стоит труда.
Я навеки запомнил и Соре и Ривке.
Холостяцкую жизнь предпочел навсегда
С той поры, как покинул тогда Рахместривку.
Зима
Ой, помогите, дети…
Она пришла сама…
На всем на белом свете
Теперь зима, зима!
Пришла, белоборода,
В домишко малый мой
И ломится в ворота,
Словно к себе домой.
С ухваткой удалою,
Чуть сгорбившись, идет.
Своей большой метлою
Метет, метет, метет.
Заснежены дороги,
В снегу леса до пят.
У них озябли ноги.
«Нам холодно!» — гудят.
Для моего дитяти
И для больной жены
Ни щепки нету в хате.
Давно все сожжены.
Знать ничего не хочет
Зима про холод тот —
То в кулаки хохочет,
То головой трясет.
Нет, не дают пощады
Лихие холода
Тем домикам дощатым,
Где горе и нужда.
Ой, помогите, дети,
Она пришла сама…
На всем на белом свете
Теперь зима, зима!
Фрейлехс
Братцы,
Едут сваты,
Мы веселью рады —
Тихо, не шурши!
Наш жених — что надо.
«Виват» нашим сватам от души!
Вот он,
Дядька Коне
Вместе с тетей Хане —
Тихо, не шурши!
Грянем же заране
«Виват» нашим сватам от души!