Но уходит лето. Холод и туманы.
Дерево рыдает, лист летит багряный…
Маленькая птаха в поисках тепла
Прячется от стужи в глубине дупла…
Сколько мне досталось горестей и муки,
Взаперти сижу я, с близкими в разлуке…
Я бы этой жизни хоть десяток лет
С радостью бы отдал, дорогой поэт,
Чтоб твои напевы снова зазвучали,
Чтоб слезой омыли все мои печали…
Я твоих далеких песен не забыл,
Не остыл поныне слов горячих пыл.
Этими словами были мы согреты.
Где же ты сегодня? Мы не знаем, где ты.
Ах, как ты нам нужен в этот горький час!
Ты не отвечаешь, ты забыл о нас,
В трудную годину ты покинул братьев,
Мы живем без песен, мужество утратив.
Где ты? Встань скорее! Пусть издалека
Нам подарит радость мудрая строка.
Что еще нам надо? Только б слышать снова
Песню утешения, сладостное слово.
1884
Новогоднее
(Нашей пишущей братии)
Хотелось бы за год проверить итоги,
Теперь подвести бы черту,
Но наши враги к нашим слабостям строги,
Все это у них на счету.
Итак, мы хвалиться не будем! Не будем!
Жаль тратить бумагу не впрок…
К чему эту скуку навязывать людям,
Когда Новый год недалек?
Уж лучше, друзья, подсчитали бы смело
Потери за прожитый год.
Какого еще не свершили мы дела?
Чего у нас недостает?
Иные над нашей судьбой причитают,
Но что нам до пролитых слез,
Когда нас не слушают и не читают
И жизнь наша — вечный вопрос?
Печалей не в силах избыть мы слезами.
Поможет ли в бедствиях смех?
Мы сами должны что-то делать, мы сами…
И нам ли страшиться помех?
«Что делать? Что делать?» — вопрос постоянный,
Но разве мы стали глупей?
Поныне в нас бродят какие-то планы
И множество всяких идей…
Но люди? Где люди? И взять их откуда?
Нас мало, чтоб мрак побороть.
Пошли нам людей, соверши это чудо,
Умножь наши силы, господь!
Вновь год пролетит, как минувшие годы…
Мы будем писать и писать.
Гонения ждут нас, удары, невзгоды…
Надежды нас будут питать.
1884
Зима
Дни веселья отзвучали,
Настает пора печали.
Лету вслед приходят снова
Ветры осени суровой.
Сыро в комнате, уныло,
Стужа к окнам подступила.
Сердцу грустно. Дни короче,
Все длинней, все глуше ночи.
За спиной твоей со злостью
Машет ребе длинной тростью,
Мрачный ребе, твой учитель.
Будь он проклят — твой мучитель!
Но, исполненный задора,
Ребе лупит без разбора,
Бьет нас до крови, но что-то
Нам учиться неохота.
О катке мечтаем чаще,
Там снежок и лед блестящий,
Гладкий лед — ах, что за чудо!
Нет! Зубри строку Талмуда!
Невтерпеж читать трактаты.
Лупит, лупит нас проклятый…
Учимся до поздней ночи,
Тяжко, больше нету мочи.
Клонит в сон, ворчанье в брюхе,
Но к страданьям нашим глухи,
Только палке вдоволь воли.
Как солдат, нас учат в школе.
Повелел наставник строго
Петь молитву, славить бога.
Петь не хочется кому-то?
Что же, с ним поступят круто.
Добредешь домой без силы,
Спишь — и снова он, постылый,
Ребе лишних слов не тратит:
«Добрый день. Поспал — и хватит.
Подымайся-ка, паскуда!
Раскрывай-ка том Талмуда!
Что там сказано о споре
Мудрецов?» Не скажешь — горе!
Снова — в хедер на рассвете.
Ах, как дни унылы эти!
Плетка хлещет нас, но что-то
Нам учиться неохота.