Зато долины под горой —
Как манят взор они листвой,
Речонкой, вьющейся змеей,
Ковром цветочным вдоль дорог;
Прозрачны гроздья винограда,
И пчелами гудит левада.
Повсюду чувствуется бог!
Не там, вверху, где богачам
Воскуривают фимиам, —
Добро рождается не там:
Внизу томящийся народ, —
Лишь он — та самая долина,
Где пахнут и цветы жасмина
И жито доброе встает!..
Белое и черное
Перевод Г. Перова
Осень щедрого Дуная уплыла по руслам рек.
Все бело и все студено — белый иней, белый снег,
Мир безжизненный и белый распростерся бездыханно,
А над ним ни туч, ни солнца — белый занавес тумана.
Подымается над крышей струйка белого дымка,
Хаты в ряд — как гроб у гроба, снег по самые бока.
Тщетно ищет темных пятен взор на мраморе безбрежном.
Даже тени на сугробах не черны, а белоснежны.
Но внезапно, как монахи, окружившие амвон,
Опускается на землю стая черная ворон.
Над пейзажем монотонным точки черные нависли.
Чернота их мне дороже белизны, лишенной жизни.
Михай Эминеску
(1850–1889)
Венера и Мадонна
Перевод А. Ахматовой
Идеал, навек погибший в бездне сгинувшего мира,
Мира, мыслившего песней, говорившего в стихах,
О, тебя я вижу, слышу, мысль твоя звучит, как лира,
И поет она о небе, рае, звездах и богах.
О Венера, мрамор теплый, очи, блещущие тайной,
Руки нежные — их создал юный царственный поэт.
Ты была обожествленьем красоты необычайной,
Красоты, что и сегодня излучает яркий свет.
Рафаэль, в мечтах паривший над луной и облаками,
Тот, кто сердцем возносился к нескончаемой весне,
На тебя взглянув, увидел светлый рай с его садами
И тебя средь херувимов в запредельной тишине.
На пустом холсте художник создал лик богини света,
В звездном венчике с улыбкой девственной и неземной,
Дивный лик, сиянья полный херувим и дева эта,
Дева — ангелов прообраз лучезарною красой;
Так и я, плененный ночью волшебства и вдохновенья,
Превратил твой лик бездушный, твой жестокий злобный лик
В образ ангелоподобный, в ласку светлого мгновенья,
Чтобы в жизни опустелой счастья нежный луч возник.
Опьяненью предаваясь, ты больной и бледной стала,
От укусов злых порока рот поблек и посинел,
Но набросил на блудницу я искусства покрывало,
И мгновенно тусклый образ, как безгрешный, заблестел.
Отдал я тебе богатство — луч, струящий свет волшебный
Вкруг чела непостижимой херувимской красоты,
Превратил в святую беса, пьяный хохот — в гимн хвалебный
И уже не взглядом наглым — звездным оком смотришь ты
Но теперь покров спадает, от мечтаний пробуждая,
Разбудил меня, о демон, губ твоих смертельный лед.
Я гляжу на облик страшный, и любовь моя простая
Учит мудро равнодушью и к презрению зовет.
Ты бесстыдная вакханка, ты коварно завладела
Миртом свежим и душистым осиянного венца
Девы, благостно прекрасной, чистой и душой и телом,
А сама ты — сладострастье, исступленье без конца.
Рафаэль когда-то создал лик Мадонны вдохновенной,
На венце которой вечно звезды яркие горят, —
Так и я обожествляю образ женщины презренной,
Сердце чье — мертвящий холод, а душа — палящий яд.
О дитя мое, ты плачешь с горькой нежностью во взоре —
Это сердце можешь снова ты заставить полюбить.
Я гляжу в глаза большие и бездонные, как море,
Руки я твои целую и молю меня простить.
Вытри слезы! Обвиненье тяжким и напрасным было.
Если даже ты и демон, обесславленный молвой,
То любовь тебя в святую, в ангела преобразила.
Я люблю тебя, мой демон с белокурой головой.