р. 1987. № 2. С. 164). Сам же Д. Бурлюк в своих мемуарах дает вполне рационалистическую дешифровку ст-ния: «„Дыр Бул щол“ – „Дырой будет уродное лицо счастливых олухов“ (сказано пророчески о всей буржуазии дворянской русской, задолго до революции, и потому так визжали дамы на поээо-концертах, и так запало в душу просвещенным стихотворение Крученых „Дырбулщол“, ибо чуяли пророчество себе произнесенное)» (Бурлюк. С. 43). О нежелательности «умной» интерпретации «безумной или заумной поэзии „дырбул“» в 1916 г. писал К. Малевич: «Поэт (Крученых. – Сост.) оправдывался ссылками на хлыста Шишкова, на нервную систему, религиозный экстаз (см., например: Трое. С. 27. – Сост.) и этим хотел доказать правоту существования „дыр бул“. Но эти ссылки уводили поэта в тупик, сбивая его к тому же моз1у, к той же точке, что и раньше» (Малевич К. Письма к М. Ф. Матюшину // Ежегодник рукописного отдела Пушкинского дома на 1974 год. Л., 1976. С. 190). О словах ст-ния, «орущих, как хлысты на радении», писал В. Маяковский (Маяковский. Т. I. С. 314). Из негативных оценок ст-ния характерно мнение В. Брюсова. считавшего, что «эти сочетания букв кроме того, что они абсолютно „не выразительны“, еще и крайне неприятны для слуха» (Брюсов. С. 389). С. Городецкий писал, что это ст-ние знаменует собой «доведение до абсурда <…> музыкальных принципов» в поэзии: «Тупик полнейший: явление изжито до последней степени» (Городецкий С. Музыка и архитектура в поэзии // Речь, 1913. 17 июня. С. 3). В своей полемической «Перчатке кубофутуристам» М. Россиянский (Лев Зак) писал: «Ку-бофутуристов, сочиняющих „стихотворения“ на „собственном языке, слова которого не имеют определенного значения“, <…> можно уподобить тому музыканту, который, вскричав: „истинная музыка есть сочетание звуков: да здравствует самовитый звук!“ для подтверждения своей теории стал бы играть на немой клавиатуре. Кубофутуристы творят не сочетания слов, но сочетание звуков, потому что их неологизмы не слова, а только один элемент слова. Кубофутуристы, выступающие в защиту „слова как такового“, в действительности, прогоняют его из поэзии, превращая тем самым поэзию в ничто» (Вернисаж. С. 23–24). В. Хлебников писал Крученых в августе 1913 г.: «Дыр бул щыл точно успокаивает страсти самые расходившиеся» (Хлебников НП. С. 367). «Красота поработила весь мир, – писал К. Чуковский, – и Крученых – первый поэт, спасший нас от ее вековечного гнета. Оттого-то корявость, шершавость, слюнявость, кривоножие, косноязычие, смрад так для него притягательны <…>. Ему и смехунчики (имеется в виду ст-ние Хлебникова „Заклятие смехом“. – Сост.) гадки, ведь и в них еще осталась красота. Смехунчики есть бунт лишь против разума, а дыр бул щыл зю шо э спрум есть бунт и против разума, и против красоты! Здесь высшее освобождение искусства» (Чуковский 1914. С. 128). Мнение о ст-нии П. Флоренского: «Крученых уверяет, что в его, ныне прославленном, дыр бул щыл и т. д. „больше национального, русского, чем во всей поэзии Пушкина“. Может быть, но именно, только „может быть“, но может быть – и наоборот. Мне лично это „дыр бул щыл“ нравится: что-то лесное, коричневое, корявое, всклокоченное, выскочило и скрипучим голосом „р л эз“ выводит, как немазаная дверь. Что-то вроде фигур Коненкова. Но скажете вы: „А нам не нравится“, – и я отказываюсь от защиты. По-моему, это подлинное. Вы говорите: „Выходка“, – и я опять молчу, вынужден молчать» (Флоренский. С. 183–184). Спустя десятилетие после создания ст-ния критик А. Горнфельд писал: «…Когда Крученых обратился к прошлому, застывшему миру с своим пламенным и могучим „будетлянским“ призывом: „Дыр бул щур“, – то и он, конечно, не предполагал обогатить словарь; он был вне этого мелкого желания, он провозглашал новое Слово, а не бросал новые словечки» (Горнфельд А. Новые словечки и старые слова. Пб., 1922. С. 43–44). Примерно тогда же свое мнение о ст-нии выразил В. Львов-Рогачевский, утверждавший, что «бездарный кривляка Крученых дальше своего дыр-бул-шыл не пошел, весьма ловко, прикрывая свою бесталантность гениальным набором звуков» (Львов-Рогачевский. С. 24). В 1924 г. И. Терентьев, называя ст-ние «азбукой футуризма», утверждал: «„Дыр бул щил“ – загадка, задача, непонятная 10 лет тому назад, а теперь уже не трудно – именно по звуку – догадаться, что это есть дыра в будущее!» (Терентьев. Кто Леф, кто Праф // Красный студент. 1924. № 1. С. 11). В. Ходасевич в статье «О формализме и формалистах» (1927) писал: «Знаменитое дыр бул щыл было исчерпывающим воплощением этого течения (футуризма. – Сост.), его началом и концом, первым криком и лебединой песней. Дальше идти было некуда, да и ненужно, ибо все прочее в том же роде было бы простым „перепевом“» (Ходасевич СС. Т. 2. С. 153). Эту мысль Ходасевич развил в статье «Декольтированная лошадь» (1927): «После того как было написано классическое „дыр бул щыл“ – писать уже было, в сущности, не к чему и нечего: все дальнейшее было бы лишь перепевом, повторением, вариантом. Надо было или заменить поэзию музыкой, или замолчать. Так и сделали» (Ходасевич СС. Т. 2. С. 160–161). О том, что ст-ние Крученых обладает гораздо большей известностью, чем «прекрасные стихи Хлебникова», писал, хотя и не без сожаления, Н. Асеев (Асеев Н. Дневник поэта. Л., 1929. С. 10). Вяч. Нечаев в своих воспоминаниях о встречах с Крученых в 1960-х гг. приводит его устную характеристику ст-ния: «„Оно написано для того, чтобы подчеркнуть фонетическую сторону русского языка. Это характерно только для русского. Французы пробовали перевести на свой язык, да ничего не получилось. В русском языке это от русско-татарской стороны. Не надо в нем искать описания вещей и предметов звуками. Здесь более подчеркнута фонетика звучания слов. Вот у Некрасова: