85. Трое.
86. УГАС.
87. Взорваль.
88. ПнС. Постановка оперы была осуществлена на сцене петербургского театра «Луна-парк» во исполнение постановлений Первого всероссийского съезда баячей будущего (см. примеч. 67). Спектакли состоялись 3 и 5 декабря 1913 г. Музыку написал М. Матюшин, декорации и эскизы костюмов создал К. Малевич. Пролог Хлебникова предназначался не только для оперы, но и для других футуристических спектаклей; примеры разрабатываемой им новой театральной терминологии Хлебников приводит в письмах к Крученых (август 1913 г.) (см.: Хлебников СП. Т. V. С. 299–300). Примеры «новых зерцожных слов» приведены и в СКТ:
«обликмен, ликомен. ликарь = актер
особы = действующие липа
людияк = труппа
застенчий = суфлер
деймо, сно, зно = действие, акт
деюга = драма
и т. п.» (СКТ. С. 13). Позже Крученых вспоминал: «Одно дело – писать книги, другое – читать доклады и доводить до ушей публики стихи, а совсем иное – создать театральное зрелище, мятеж красок и звуков, „будетлянский зерцог“, где разгораются страсти и зритель сам готов лезть в драку!
Показать новое зрелище – об этом мечтали я и мои товарищи. И мне представлялась большая сцена в свете прожекторов (не впервые ли?), действующие лица в защитных масках и напружиненных костюмах – машинообразные люди. Движение, звук– все должно было идти по новому руслу, дерзко отбиваясь от кисло-сладенького трафарета, который тогда пожирал все.
Общество „Союз молодежи“, видя засилье театральных старичков и учитывая необычайный эффект наших вечеров, решило поставить дело на широкую ногу, показать миру „первый футуристический театр“. Летом 1913 г. мне и Маяковскому были заказаны пьесы. Надо было их сдать к осени. <…> У меня от спешки <…> получились некоторые недоразумения. В цензуру был послан только текст оперы (музыка тогда не подвергалась предварительной цензуре), и потому на афише пришлось написать:
М. Матюшин, написавший к ней музыку, ходил и все недовольно фыркал:
– Ишь ты, подумаешь, композитор тоже – оперу написал!
Художник Малевич много работал над костюмами и декорациями к моей опере. Хотя в ней и значилась по афише одна женская роль, но, в процессе режиссерской работы, и она была выброшена. Это, кажется, единственная опера в мире, где нет ни одной женской роли! Все делалось с целью подготовить мужественную эпоху, на смену женоподобным Аполлонам и замызганным Афродитам. <…> И вот, в атмосфере, уже подготовленной <…> прессой, вслед за спектаклем Маяковского, 3 и 5 декабря шла моя опера.
Сцена была „оформлена“ так, как я ожидал и хотел. Ослепительный свет прожекторов. Декорации Малевича состояли из больших плоскостей – треугольники, круги, части машин. Действующие лица – в масках, напоминавших современные противогазы. „Ликари“ (актеры) напоминали движущиеся машины. Костюмы по рисункам Малевича же, были построены кубистически: картон и проволока. Это меняло анатомию человека – артисты двигались, скрепленные и направляемые ритмом художника и режиссера.
В пьесе особенно поразили слушателей песни Испуганного (на легких звуках) и Авиатора (из одних согласных) – цели опытные актеры. Публика требовала повторения, но актеры сробели и не вышли.
Хор похоронщиков, построенный на неожиданных срывах и диссонансах, шел под сплошной, могучий рев публики. Это был момент наибольшего „скандала“ на наших спектаклях!
В „Победе“ я исполнял „пролог“, написанный для оперы В. Хлебниковым.
Основная тема пьесы – защита техники, в частности – авиации. Победа техники над космическими силами и над биологизмом.
Эти и подобные строчки страшным басом ревели Будетлянские силачи. <…> Впечатление от оперы было настолько ошеломляющим, что когда после „Победы“ начали вызывать автора, главный администратор Фокин, воспользовавшись всеобщей суматохой, заявил публике из ложи: