Для бравых миномётчиков то дело было маленьким —У них давно по ордену, их семьи очень ждут.А неприцельно жахнули – так там одни москаликиИ, значит, орки новые из них не подрастут.
А приключилось это всё в две тысячи пятнадцатом,И пацанам тем было бы сегодня двадцать лет.По киевскому телику галдят: «У нас нет нациков!»Да только баба снежная не верит в это, нет.
Её слепила заново по образу-подобиюУчителя истории другая школота.Стоит бабёнка снежная у детского надгробия,И по соседней улице работает арта
«Перед атакой сказал старшина…»
Перед атакой сказал старшина:«Как ни кричи, что Россия – восток,Русская жизнь только русским важна.Помни об этом, браток».
Степи-саванны проснулись вдали —Будет хороший в Днепре водопой.Мину погладив, торчит из пылиЦвет василька голубой.
Серые танки – потомки слонов,Всё-таки Африка ближе, кажись.– Серый, огонь!– Есть, товарищ Попов! —И продолжается жизнь.
И малоросский звучит говорокВ голосе этих донецких ребят.Русский солдат – это русский пророк,Так ведь у нас говорят?
Харон
Машина катится по полю —Не грузовик, а сирота.Антона, Виктора и ТолюВезёт в себе машина та.
Они убиты в Запорожье,И командир их там убит.Трясёт машину бездорожье,Что так иных шофёров злит.
Вот только этого – едва ли,Ему давно знаком маршрут:Парней он возит на «Урале»Почти что год, как служит тут.
А кузов полон – так в прицепеРядами едут пацаны,Хоть сам он кроме этой степиНе видел, собственно, войны.
Погрузят-выгрузят – и трогай.Геройства нет, и страха нет.Лишь в кобуре висит убогойНа всякий случай пистолет.
Не видя лица пассажировИ никогда не знавши их,Шофёр ведёт машину живо,Как будто сам везёт живых.
А пацанам-то по итогуНеведом тот и этот свет.Но, впрочем, он их возит к Богу,И вот у Бога мёртвых нет
«Над крышей немосковской средней школы…»
Над крышей немосковской средней школыТорчит луна в последней трети мая.Здесь подрастали дети кока-колыВ провинции бесплатного вай-фая.
Засвеченные плёнки детской верыЛежат в эмалированной коробке.Из пионера путь в пенсионерыПроделала отчизна очень робко.
А мир ещё бликует ярко-красным,Как будто бы его не обманули.Да только вот теперь уже неясно —Далёкое прекрасным назову ли.
Прекрасное замешано на страхе,За словом по карманам лазать плохоТаким, чьи светлы головы на плахе,Чья Родина – поля чертополоха.
А дети, эти белые листочки,Всё по ветру кружили да не знали,Что, хоть у них душа без оболочки,Задень её – она подобна стали.
Им двадцать лет, и снится сон весёлый:Экзамены сданы, шпаргалки смяты.Под крышей немосковской средней школыСпят перед штурмом русские солдаты
«Пока одни в окопах – другие в чартах-топах…»
Пока одни в окопах – другие в чартах-топах,И тем и тем от этого смешно.Мальчишки и девчонки мечтали о Европах,Но заперто петровское окно.
Вот перед нами зумер и блогер Третьеполов,Родившийся в двухтысячном году.Он ненавидит люто татаровых монголовИ презирает русскую орду.
А вот сержант Артёмов с медалью за отвагуС пятнадцатью друзьями в соцсетях.Он не успел скататься попить пиваса в Прагу,Но русскою ордою он пропах.
И блогер Третьеполов, и штурмовик АртёмовВоспитаны одной эпохой «пост»:Пост-время, пост-ирония, стоит апостол тёмный,Живёт Беслан, играется «Норд-Ост».
Идут сержант и блогер одним июньским полем,И вот они встречают города,Где после гей-тусовок и баров с фейс-контролемОпять родилась русская орда.
От русского у русских один язык остался —Такой большой мы видели беду.А мне в такси водитель-монгол один признался,Что он теперь за русскую орду
«Война как слышится, так и пишется…»
Война как слышится, так и пишетсяИ выбирает язык сама.Читай историю, эта книжица —Есть горе горькое от ума.
Война кочует, окопы роются —Ну вот и к нам добрались опять.Пожав плечами, Святая ТроицаВ окопы эти идёт гулять.