Таким образом, уже в момент выхода в свет эпиграмм Мора было обращено внимание на существенное отличие их от поэзии неолатинских поэтов - его предшественников. Бреднер и Линч {Бреднер и Линч. Указ. соч., стр. XXVI.} по праву назвали это отличие "наиболее поразительной в них вещью". Если любовные эпиграммы Понтано и Марулла характеризуются краткостью, а стихи Полициано утонченной лестью, то у Мора мы находим "едкие нападки на людей и нравы, на профессию и классы..." Они справедливо отмечают двойную оригинальность Мора как эпиграмматиста: "Во-первых, он имел заостренное чувство стиля, понимания, чем должна быть эпиграмма... Во-вторых, он изгонял из своих сочинений распущенные овидианизмы итальянских поэтов и нудную религиозность северных гуманистов" {Там же, стр. XXVII.}.
Основным достоинством эпиграммы в древности считалась ее краткость. В I в. н. э. греческий поэт Парменион в своей эпиграмме "Об эпиграмме" (АР, IX, 342) так сформулировал это требование:
Думаю, сердятся Музы, коль много стихов в эпиграмме:
Разное дело совсем - стадий {*} и длительный бег.
Множество в длительном беге кругов совершают, а стадий
Надо, все силы собрав, духом единым пройти.
(Перевод Ю. Ф. Шульца)
{* Стадий - бег на короткую дистанцию, около 185 м.}
И хотя римский поэт-эпиграмматист Марциал протестовал (Эпиграммы, II, 77) против требования формальной краткости вне зависимости от содержания эпиграммы:
Вовсе не длинны стихи, от каких ничего не отнимешь,
А у тебя-то, дружок, даже двустишья длинны.
(Перевод Ф. Петровского).
все же в подавляющем большинстве эпиграммы Греческой антологии не были обширными стихотворениями; обычный размер эпиграммы - 2-4 стихотворных строки, реже 6-8 и более строк. Таковы в своей массе и эпиграммы Мора. Лишь отдельные из них содержат по 40-50 стихов (эпигр. 247-249). Только два стихотворения (эпигр. I на коронацию Генриха VIII и эпигр. 125 Кандиду о выборе жены) представляют собой скорее небольшие поэмы (соответственно в 190 и 231 стих. строк).
Совсем не праздный вопрос: произведения каких греческих поэтовэпиграмматистов переводил Мор? Включая "Прогимнасмата", более 100 эпиграмм заимствованы из антологии Плануда. Кстати сказать, Мор впервые в Европе перевел их на латинский язык - международный язык ученых его времени {См. J. Hutton. Greek Anthology in Italy. [Ithaca, 1935], p. 151.}. Лишь в XVII столетии голландский гуманист Гуго Греции (1583-1645) перевел эту антологию на латинский язык. Наибольший интерес Мор проявил к первым двум книгам антологии - эпиграммы "описательные и побудительные" (demonstrativa et exhortatoria) и "насмешливые и застольные" (irrisoria et convivalia), т. е. сатирические эпиграммы. И те, и другие фигурируют у Мора более 40 раз. "Надгробные" (sepulcralia) - 10 раз, а "описательные" (descriptiva) - всего 3 раза. Эпиграммы остальных трех книг этой антологии встречаются лишь по одному разу. Вполне вероятно, что Мор использовал не только издание, но и рукописный текст данной антологии эпиграмм. Остальные греческие источники это "Этика" Аристотеля, возможно, Диоген Лаэртский и другие - уже прозаические произведения писателей древности. Стихотворный источник лежит лишь в основе "Прогимнасмата" 18 (На статую Неоптолема) {Бреднер и Линч. Указ. соч., стр. XX.}. Несомненно также знакомство с Марциалом. Однако можно отметить лишь незначительную общность отдельных ситуаций, например в эпиграмме 183 {См. также эпиграммы 194 и 198 (ср. Марциал. Эпиграммы, VI, 78).}.
Эпиграммы 63 и 64 являются переводами английских песен-кантиков. Последняя находится в рукописном "Тюдоровском сборнике песен", оригинал первой не обнаружен до сих пор.
Обратимся к поэтам-эпиграмматистам антологии, более всего любимым Томасом Мором. Прежде всего его привлекал к себе талант "Вольтера античности" (по выражению Ф. Энгельса) - Лукиана, крупнейшего писателя-сатирика и эпиграмматиста II в. н. э., оставившего более 50, преимущественно сатирических, эпиграмм. Затем Лукиллий (I в. н. э.), современник Марциала (ок. 40-104 гг. н. э.), известный только как эпиграмматист-сатирик, автор около 130 эпиграмм. Наконец Паллад (ок. 360 между 430 и 440 гг. н. э.), последний "языческий" поэт-эпиграмматист. В истории эпиграммы он знаменует собой поздний расцвет этого жанра, ее последний взлет в трагическое для эллинской культуры время. Сторонник гибнущего эллинства и противник торжествующего христианства, Паллад видит обреченность своих идеалов: Судьба, приносившая счастье, сама стала несчастной; "прежде имевшая храм", она "оказалась под старость в харчевне" (Паллад, АР, IX, 183) {Русский перевод см.: "Византийский временник", т. XXIV. М., "Наука", 1964, стр. 265.}. Паллад - блестящий мастер эпиграммы. Современники дали ему прозвище "Метеор" ("Высокий", "Возвышенный"), почтив таким образом своего талантливого поэта.
Таковы эпиграмматисты античности, которых более других ценил Мор. Он перевел также по нескольку эпиграмм Агафия Схоластика из Мирины (ок. 536-582 гг. н. э.), Никарха (I в. н. э.), отдельные эпиграммы Симонида, Платона, Аниты, Леонида Александрийского, Анакреонта, Менандра, Мимнерма, Юлиана Египетского и других, известных лишь по именам или вовсе неизвестных эпиграмматистов {Об их жизни и творчестве см.: "Греческая эпиграмма". М., Гослитиздат, 1960.}.
Однако большая часть поэтического наследия Мора - это оригинальные стихотворения, в которых его облик поэта и человека раскрывается наиболее полно.