Откуда-то из глубины квартиры послышался заливистый детский плач и громкий раздраженный голос:
— Оля, кто там?
— Газовщики, мама, они скоро уйдут.— ответила Ольга и посторонилась, пропуская Ларису. — Пройдите на кухню, я сейчас...
Она захлопнула входную дверь и ушла через прихожую в комнату. Ребенок тут же перестал плакать. Лариса, не раздеваясь, прошла по коридору на кухню. «Ну вот, подумала она, — все у нас есть: и дочь, и внук или внучка. Нормальная человеческая семья. Дура я дура, и почему я не приехала к ней хотя бы год назад? Не было бы никакой Жени, и не чувствовала бы я себя оплеванной с головы до ног. Резкая девочка, но ничего, я с ней полажу».
Вернулась Ольга. Села, поставила на стол острые локти. На груди, на халате у нее виднелись темные влажные пятна.
— Много молока, — перехватив Ларисин взгляд, пояснила она. — А Мишка у меня ленивый, чуток пососет и отваливается. Так что случилось с Андреем Ивановичем Пашкевичем, если он вдруг вспомнил о моем существовании?
— Не надо, Оля, он о вас никогда не забывал. Понимаю, вам от этого было не холодно и не жарко, но... У Андрея Ивановича обнаружили лучевую болезнь, врачи опасаются за его жизнь.
— Лучевая болезнь... И где же он облучился? В Чернобыле?
— Он там близко не был. Понятия не имею. Все теряются в догадках. Во всяком случае спасти его может только пересадка костного мозга.
— Ага, все ясно. И вы хотите, чтобы этот мозг ему дала я? Здорово придумано!
— Мне и в голову не приходила эта мысль, клянусь вам, — ответила Лариса, пораженная ее беспощадной логикой. Конечно, сообразила она, это был бы идеальный вариант. Отец и дочь, полная совместимость, почему я сама до этого не додумалась? — Наверное, Андрей Иванович очень виноват перед вами, но и вы перед ним — тоже. По крайней мере так мне рассказывали люди, хорошо знавшие всех вас. — Лариса сняла шубку, ей стало жарко. —Что же касается операции... я приехала к вам совсем не для того, чтобы говорить о ней, у меня это вырвалось случайно. Понимаете, я сейчас только об этом и думаю. Ему подбирают донора. Я предложила сто тысяч долларов вознаграждения, надеюсь, что такой человек найдется.
— Сколько, сколько? — от изумления у Ольги округлились глаза. — Сто тысяч долларов? Господи помилуй! Вы что, сумасшедшая миллионерша?
— Я — нет, но ваш отец... Скажем так: он очень состоятельный человек. И отнюдь не сумасшедший.
— Только не рассказывайте мне байки, что он заработал такие деньжищи своими пьесами.
— Конечно, нет. Но в начале девяностых Андрей Иванович создал одно из первых в стране коммерческих издательств, а этот бизнес приносит огромные доходы. Впрочем, повторяю: дело не в этом.
— У вас с ним есть дети?
— К сожалению, нет. Вы его единственная дочь, а ваш Мишка, — улыбнулась Лариса, — единственный внук. Сколько ему уже? Восемь месяцев? Замечательно! Оля, вы прекрасно понимаете, что в жизни бывает всякое. Я не хотела бы обсуждать то, что случилось между Андреем Ивановичем и вашей мамой, но у мамы своя судьба, а у вас своя. Я приехала сказать вам, что вы очень нужны ему, и он нужен вам. И вашему сыну. По-моему, самое время простить друг другу старые обиды.
— Я в этом не уверена, — задумчиво сказала Ольга. — Вы правы, теперь, наверное, не стоит разбираться, кто прав, кто виноват, но, если бы вы знали, сколько мне пришлось из-за него пережить! Господи, как я его ненавидела! Убийца, алкоголик, бабник — что мне только мама о нем не наговорила, когда он вдруг объявился...
— И вы всему этому поверили? Почему вы не захотели выслушать его, ведь он несколько раз пытался объясниться?
— Не знаю. Наверное, потому, что мне очень хорошо жилось. У меня был отец, понимаете?! Замечательный отец, лучший в мире! А тут появился чужой человек... Человек, который глубоко унизил и оскорбил мою маму...
— Вы знаете, почему они развелись?
— Конечно. Мама застала его с любовницей. Вы бы такое простили?
Ее ответ ошеломил Ларису. Вон как Наталья Евгеньевна все перевернула?! Теперь понятно. Она не разрешала Оле встретиться с Андреем, чтобы не всплыла правда. Но ведь Андрей не позволил Тарлецкому перетряхивать их грязное белье на суде, хотя это могло облегчить его участь, стоило ли быть такой жестокой?!
— Наверное, тут все зависит от чувства. Если по-настоящему любишь, простишь.
— Что теперь об этом говорить, — вздохнула Ольга. — Но у меня есть другой вариант, чисто деловой. За такие деньги... Если это, конечно, серьезно... За такие деньги я охотно поделилась бы своим костным мозгом с кем угодно. Да, да! — вспыхнула она, сжав кулачки. — И не смотрите на меня, как на чудовище. В конце концов я не видела его сто лет. Чего вы от меня хотите? Чтобы я бросилась ему на шею: ах, папочка, прости! Так не бывает! — Ольга вскочила, сцепила за спиной руки. — Послушайте, Лариса Владимировна, хотите начистоту? У меня парализованная мать, маленький ребенок, я безработная. Нам тяжело живется, но я скорее сдохну, чем за здорово живешь возьму у него хоть копейку, потому что понимаю — это низко. Другое дело — заработать. На это я согласна. Я пройду все необходимые исследования, и если мой костный мозг подойдет, вы заплатите мне сто тысяч. Годится?