Раскинувшаяся посреди воды, конструкция казалась неприступной крепостью. Она постепенно проступала сквозь туман, вызывала во мне трепет своей серой монументальностью, и мне казалось, что я попала в какую-то старинную сказку. Двускатные крыши, увенчанные антеннами и фотопанелями, острыми лезвиями треугольников вспарывали небо. Неуместными для сказки были торчащие в стене тут и там прожекторы, тускло поблёскивающие солнечные панели на скатах крыш и растянутые меж высоких свесов чёрные нити проводов.
Массивные сваи; дома, восседавшие на них, словно на насестах; бегущие по периметру серпантины и переходы; надёжно перехваченный толстыми брусьями частокол – вся эта махина надвинулась на меня, накрыла своей тенью, и лодка нырнула в низкий тёмный туннель. Я рефлекторно пригнулась, мимо побежали брёвна, поросшие каким-то скользким мхом, а над головой плотно сбитыми перекладинами поплыл сводчатый потолок. Через несколько секунд судёнышко снова выбралось на свет, и я очутилась в прямоугольной бухте.
Там и сям поднимались струйки дыма, на воде покачивались катера и лодчонки, привязанные к понтонам, а между многочисленных пепельно-серых деревянных домов, стоящих то пониже, то повыше, а то и вовсе вкривь и вкось, сновали размытые дымкой силуэты людей. В нос ударил запах рыбы и болотной тины. Слышались звуки – отрывистые выкрики, деревянные постукивания, металлический перезвон, механическое пыхтение неведомого агрегата.
Лодка медленно подходила к причалу, а на меня со всех сторон были устремлены глаза, множество глаз. Вцепившись в борт, я оглядывала застывших в молчании зрителей – мужчин и женщин, – хмурых и сосредоточенных. Детей, жавшихся к матерям. Стариков, которые с любопытством в настороженных взорах появлялись откуда-то из узких переулков.
Камуфляж, военные ботинки, рыбацкие заброды, охотничьи панамы и кепки, свитера с горлом – встречавшие меня люди были одеты исключительно сурово и по-охотничьи практично. На причале, о чём-то беседуя, меня ждали трое небритых мужчин с современными винтовками наперевес. Чуть повыше, в галерее под небольшим навесом, с пультом в руках облокотился на перила по-военному коротко стриженный здоровяк с благородной седой порослью вокруг рта, в камуфляжном обмундировании без каких-либо знаков отличия. Оторвав взгляд от экранчика, он двигал рычажки, а лодка тем временем прильнула к деревянной пристани.
Один из мужчин протянул мне руку. Я рефлекторно попыталась взяться за неё, но он сказал:
— Твой ствол… Отдавай оружие, и тогда сможешь ступить на борт.
Я сдала пистолет-пулемёт, достала из сумки три магазина и передала их второму мужчине. Наконец, третий протянул руку и рывком поднял меня на пирс.
— Давненько от Элли не было вестей, — подал голос из галереи человек с пультом. — Как она там? Всё ещё в плену у своих идеалов?
В его голосе читался неподдельный интерес. Видимо, они давно друг друга знают. Родственники? Очень может быть – лица были отдалённо похожими…
— Мне сложно сказать, с её идеалами я не знакома, — ответила я. — Знаю одно – она хороший человек.
— Это точно, — добродушно согласился мужчина. — Ну что ж, друг Элли – мой друг. Моё имя – Ричард Стилл, друзья же зовут меня Капитаном. Добро пожаловать в Новую Венецию! Ты надолго у нас?
— Не знаю, — замялась я. — На ночь останусь точно, а дальше видно будет.
— Тогда пошли, найдём тебе временное пристанище.
Мужчина оторвался от перил и сделал широкий приглашающий жест…
* * *
Я выкупила на несколько дней номер в местной гостинице. Собственно, номер представлял из себя небольшой прямоугольник, занавешенный тяжёлыми ширмами, в котором только и было, что кровать да крошечная тумбочка. Широкий приземистый барак не отличался удобствами, за плотными слоями ткани в других таких же прямоугольниках скрипуче разговаривали, кашляли, где-то отчаянно плакал ребёнок. Казалось, запахом рыбы всё здесь пропиталось насквозь, поэтому я была рада, когда Ричард Стилл предложил посетить его, как он выразился, «берлогу». Оставив забронированный уголок, мы отправились к нему…
Несмотря на вездесущий рыбный запах, в комнате его было на удивление чисто. Коричневый кожаный диванчик с ажурными ножками, на котором развалился Капитан, излучал какое-то изысканное благородство. На грубом деревянном столе в беспорядке валялись предметы – чугунная пепельница с изящной, мастерски выполненной фигурой русалки, свёрнутый в трубочку планшет, пара навороченных пультов от каких-то устройств, похожий на подзорную трубу ручной телескоп с тепло- и инфравизором. На дальней стене в полумраке висел спасательный круг – такой же, как на заброшенном пирсе, только чистый и свежевыкрашенный. Рядом стоял верстак, над которым были аккуратно развешаны различные инструменты. А на специальный постамент в углу Ричард Стилл поставил на подзарядку давешний беспилотник.
— Так вы её отец? — спросила я, сжимая в ладонях чашку с дымящимся кофе.
— Чей? Элли? Нет. — Он отрицательно помотал головой. — Она моя племяшка. Но я люблю её, как родную дочь. Да она мне таковой и стала после… одной истории. Она прожила здесь почти десять лет, а потом ушла подальше от этой «постылой вонючей дыры». Так она сказала. Я не удерживал её. В конце концов, как распоряжаться жизнью – это её личный выбор.
— И она распорядилась неплохо. Работа в полиции – это очень достойно, — заметила я и вспомнила Марка, чьи горячие благородные убеждения в конце концов свели нас с преступниками.
«Чтобы эффективно бороться с преступностью, нужно войти в этот мир, пропустить его через себя», — сказал однажды Марк. Новаторский подход, ничего не скажешь… Убить дракона и занять его место – вот конечный итог этого подхода, и я могла убедиться в этом на собственном примере. Кем я стала, если не тем самым пресловутым драконом?
— С точки зрения благородства – да, это выше всяких похвал, — сказал Капитан. — Зато довеском идёт ежедневный риск получить шальную пулю в голову… Да и не сразу она решила поступить на службу. До этого пыталась найти себя в других областях, но как-то не очень успешно… Впрочем, ладно, негоже обсуждать человека за его спиной.
— У вас тут всё новое, как я погляжу, — перевела я тему. — Венеция, Роттердам…
— Конечно. Мы здесь строим новый мир, поэтому у нас тут буквально всё новое, хоть и немного покрытое ржавчиной, — затянувшись вонючей самокруткой, сказал Капитан. — Со скрипом, с потугами даётся нам строительство, но ведь новая жизнь никогда не рождается без усилий, верно? Родовые муки…
— Это вы про бесконечную войну? Здесь вообще когда-нибудь было спокойно? Я в первый же день успела поучаствовать в перестрелке с наркоторговцами…
— Спокойно было до прибытия людей. Я порой и сам удивляюсь – зачем люди тащат за собой на новое место старые пороки? — Он развёл руками, выпуская очередной клуб табачного дыма. — Удивление моё, конечно, риторический характер носит. Почему сразу после начала колонизации тут расцвело наркопроизводство? Банально – потому что здесь этим заниматься легче. Огромные непролазные болота, лесные массивы и практически дырявые границы – прилетай да скидывай с орбиты всё, что душе угодно… Сюда почти с самого начала притащили земные растения, в том числе коку. Её усиленно вытравливают на Земле, и оттого здесь это дело стало втройне прибыльным. Народ принялся выращивать сырьё и варить зелье, а через контрабандистов – переправлять его на Землю.
— А как же власти? Неужели им нет до этого дела? — спросила я, отпила из кружки и поставила её на стол.
Кофе был великолепен – такого мне отродясь не доводилось пробовать. Почувствовав вдруг зуд в районе подкожной метки нейра, я принялась усердно скрести затылок.
— Ты о какой власти говоришь? — вопросительно поднял бровь Капитан, сделав вид, что не замечает моих судорожных телодвижений. — У конфедератов заботы поважнее. Они борются с сепаратистами и партизанами. Ну, как борются… В одной руке держат кнут наёмнических подразделений, а другой – подкармливают пряниками одних против других. Красные, зелёные, белые… Здесь можно найти себе подпольщиков на любой цвет и вкус. Кто-то сражается за справедливость по отношению к беднякам, кто-то – за утопические идеи вроде коммунизма. А обычные люди просто объединяются в общины, чтобы противостоять всем остальным – как мы. Потому что все эти долбанные идеалисты в конце концов с оружием приходят к тем, у кого можно что-нибудь отобрать. К тем самым беднякам, за интересы которых они, вроде бы, выступают.
Капитан хмыкнул и принялся разглядывать ногти на грубых пальцах.
— А Комендатура? — спросила я. — Они-то, наверняка, больше всех заинтересованы в том, чтобы свести наркоторговлю к минимуму…