Мне казалось, что сидящий в боку клинок ржавчиной разъедает внутренности. Лезвие застряло где-то в районе печени, и боль постепенно заполоняла собой всё тело. У меня был небольшой выбор – вытащить кортик, открыв кровотечение, или оставить его внутри, обрекая себя на нечеловеческие мучения и болевой шок.
Вытащить… Я должна вытащить клинок…
Я схватилась за рукоять, и кишки прострелила раздирающая резь. Лихорадочное биение сердца отдавалось в ушах. Потянув за ручку, дёрнула посильнее, и лезвие с хрустом выскочило наружу, обнажая обагрённый щербатый металл. Словно в бесконечный туннель боли, я провалилась в собственный крик. Кортик упал на землю, из открывшейся раны толчками забила тёмная кровь, а из глаз непроизвольно брызнули слёзы.
Прижать, скорее прижать посильнее… Алая жидкость сочилась между пальцев, ускользала, тут же сворачиваясь на холоде…
С новой волной боли приходило предчувствие последних мгновений, и разум окатил холодный липкий страх. Словно в ночном кошмаре перед самым пробуждением. Пришло вдруг осознание того, что за силуэт я видела пару минут назад. Это была я – сидящая на земле у кромки воды со смертельной раной в боку.
Я медленно и осторожно опустилась пологий берег. Села, скрестив ноги, и закрыла глаза.
— Мы ведь были на одной стороне, — пробормотала я. — У нас же есть общая цель…
— Спасение мира? — Голова неторопливо подплыла ко мне и аккуратно опустилась напротив. — Мне не нужен этот мир. Я совершенно свободна от всего. Единственное, что я не смогла сделать – так это избавиться от прошлого… Хотела, но не смогла… Потому что прошлое до сих пор таскается за мной по пятам… Ты и этот долбанный старик в своём ящике… А знаешь, что самое ужасное на свете, Лиза?
— Иди к чёрту, — прошептала я.
— Запах гниющей плоти, — сказала она. — Мёртвого друга, который разлагается рядом с тобой, и тебе никуда от этого не деться. Не сбежать, не уйти… Есть только цепь, которой ты прикована к полу, капли дождя из дырявой крыши и узкая полоска света под запертой дверью… Я прошла через всё это, и рано или поздно я должна была тебе отомстить. За свою жизнь, за свою несостоявшуюся месть… Мы всё равно обречены, так зачем же мне ждать, пока ты сама отдашь концы?
Сейчас я тебя… Я упёрлась в землю ладонью и попыталась встать. Не получилось, баллон с кислородом вдруг стал очень тяжёлым, он буквально тянул меня вниз, пригвоздив к земле.
Ну уж нет. Ты кончишься раньше, чем я… Чтобы убить тебя, мне даже не нужно вставать… Волевым усилием я вызвала на внутреннюю сторону век чёрно-белую картинку окружающей действительности. Включила новое, чужеродное зрение.
— Нельзя быть такой наивной, нельзя недооценивать противника, — насмешливо говорила голова. — Тебя всю жизнь этому учили, но ты раз за разом ошибаешься… А этот никчёмный хлам, что ты с собой таскаешь…
Договорить она не успела. Хрустнув, синтетическая голова лопнула с брызгами какой-то белёсой жидкости, сдавленная незримой нечеловеческой силой, и шлёпнулась на землю на самую кромку воды. Из скомканного пластика, уставившись в звёздное небо, нелепо торчал вылезший глаз, а мини-дроны, лишённые управления, потеряли порядок и засуетились – хаотично и беспорядочно, словно мухи над навозной кучей…
Я сидела, привалившись к баллону, а в воспалённом сознании бешено колотился клубок спутанных мыслей, сливаясь с какофонией шепчущих у берега буро-изумрудных волн и неузнаваемой музыкой в наушниках. Я столько раз была у края, и каждый раз удавалось выбраться… Столько раз…
Нарастали признаки гипоксии. Усиливался звон в ушах, подступало чувство тошноты, а чёрно-белую картинку затмевала серая пелена в глазах, сужая поле зрения. Дальнейший ход развития событий был предопределен – нарастание предобморочного состояния, окончательное сужение поля зрения, а затем потеря сознания.
Я дышала глубоко и часто, стараясь оттянуть неизбежное. Через боль. Наперегонки с собственным сердцем к мрачному финишу. И было ещё то, от чего я так и не избавилась. От главного человеческого конструкта – страха смерти…
Если упростить, вся разница между живым и мёртвым состоит в том, что мёртвое находится вне времени. А живое – оно здесь и сейчас. Всё уже случившееся перестаёт быть страшным и становится каким-то другим. Только не страшным. А значит, страх – это о будущем. Где этого самого страха уже нет.
Нащупав крепление, я отстегнула опустошённый баллон, неодолимо тянувший меня вниз, под землю, и легла на бок, уставившись на исполинские побеги, тянущиеся к небесам. Остатки холодного колючего воздуха с хрипом втягивались лёгкими. Никогда мне так не хотелось жить, как сейчас. Последние ускользающие мгновения на поверку оказались самыми ценными, и чем ближе к концу – тем дороже был каждый миг. Хотелось встретить тех, кто поселился в моём сердце, сказать им самые важные слова – те, которые не были сказаны в своё время…
Уже не чувствуя рук, я сделала усилие и за лямку подтянула к себе задубевший рюкзак. Нужно было в последний раз взглянуть на то, что у меня осталось. На то, ради чего я отдала всё, прошла миллионы километров, из-за чего потеряла друзей и врагов, оставшись в полном одиночестве…
Гаснущее сознание заволакивалось ощущением умиротворения, смешанным лишь с горечью от того, что я не успела вдохнуть жизнь полной грудью. Мне всего лишь хотелось пожить ещё, хотя бы несколько минут… А может, всем умирающим кажется, что они не успели пожить? Обнять любимого человека в смешном синем комбинезоне, который улыбался мне с мятой окровавленной фотографии, глотнуть холодной воды, сделать доброе дело… Так хотелось сделать какое-нибудь доброе дело…
Я расстегнула молнию, измазанными кровью пальцами перчатки взялась за желтоватую пластинку и потянула на себя. Стало вдруг очень светло. Звёзды затмились яркой вспышкой солнца, возникшего из ниоткуда. Чуждые растения, цветы и папоротники, безраздельно владевшие этим миром, потянулись ввысь, протягивая к нему все свои отростки, лепестки, ветви, словно воздетые руки.
Шорох волн всё нарастает и нарастает, в голове шумят, переходя на крик, голоса тысячи глоток. Золотой свет растворяется в синей стеклянной темноте моего разума, а под гудящими веками носится бешеный круговорот цветов. С этой карусели так просто не спрыгнешь…
Рядом никого не было – лишь я и солнце… Нет, целая дюжина солнц! Они кружились надо мной в причудливом хороводе, и рассказывали мне истории всех моих жизней. На своём языке, который не дано было понять никому. На чистом белом полотне они писали мою новую судьбу, стирая из её книги все мои прошлые и будущие ошибки. Красная река жизни смывала их, и я осознала, что всё это время была рядом, в одном шаге, взмахе руки. Ключ к этой книге всё это время струился по моим венам, и от того, что я наконец достигла этого понимания – пускай, запоздало – вдруг стало тепло и спокойно…
Окрест разливалась бескрайняя тьма, бестелесной пустотой я растворялась в пространстве, оставляя в чуждом и далёком мире ненужное больше измученное тело. Едва уловимая пульсация неведомого голоса выуживала из небытия тусклые вспышки слов:
— Углеродная сущность оставляет незавершённые дела. Они не дают ей покоя.
Это всё так. Много можно было сделать, многих можно было спасти… Они возникали перед глазами и исчезали в небытие. Софи, в одиночку вступившая в бой, чтобы дать нам время уйти… Лео, укушенный в ногу живым мертвецом… Рамон, превратившийся в безумное чудовище на моих руках… Марк, оставшийся в летящем на запад поезде… Элли, сгинувшая в бескрайних топях Каптейна…
— Углеродная сущность не сможет продлить каждую жизнь, — мерцал голос.
Я больше ничего не понимаю… Почти физически я чувствую, как распадаюсь на атомы и пересобираюсь вновь. Я больше не здесь. Теперь я только сейчас.
— Углеродная сущность сопрягла «Книгу» со своей жизнью и теперь сама находится во временно͐й сингулярности, — шептало электричество. — Углеродной сущности предстоит сделать выбор – воспользоваться новой дорогой или обрести покой.
Я не хочу покоя. Я не готова… К этому невозможно подготовиться…
Видения застывшими слепками возникали одно за другим.
С болот дует шквальный ветер, холодный и пронизывающий, как тысячи иголок. Он завывает, кружит вокруг основательного здания, в котором жилые комнатки жмутся друг к другу, как пчелиные соты. Звонкие детские голоса сливаются в единый хор. В соседнем здании оседает пыль на паркете актового зала, холодеют перекладины гимнастических стенок, пусто в коридорах. Где-то внутри, в бесконечных коридорах, скрываются холодные воспоминания. Снаружи поднимается ветер. Слышно, как он стучит окнами в больших рамах. Таскает мусор, кружит подле стен…