Пожилой дядя Алехандро прибыл на Пирос с первой волной переселенцев, но несмотря на три десятка лет, минувших с момента переезда, он прекрасно помнил Землю того времени. Печать, которую Большая Война на долгие десятилетия оставила на колыбели человечества, отразилась и в тех, кто решил начать жизнь в новом мире с чистого листа. У всех местных стариков в глазах, словно прямо из глубин души, тускло светилось нечто невыразимо печальное, какая-то горечь за то, что они причастны к большой беде. Словно стыд за соплеменников, словно в их силах было предотвратить эту беду, но они этого не сделали. И, будто пытаясь свою вину загладить, они старались жить ради других. Дядя Алехандро был добрым и чутким человеком, не оставался в стороне от чужих проблем и старался каждому помочь делом и словом…
Это место неуловимо напоминало мне дом, который точно также был удалён от больших поселений, располагал к сельскому образу жизни и овевался вольным степным ветром. Первое время было тяжело, приступы ностальгии одолевали, и я целыми днями пропадала в поле, чтобы сесть среди травы и невысокого кустарника и поплакать в одиночестве – я очень скучала по родителям, брату, собаке, школьным и интернатским друзьям. Со временем, впрочем, становилось легче, ведь я изо всех сил старалась забыть о прошлом и жить дальше. Только частые ночные кошмары острой иглой пронзали сознание, заставляя просыпаться в холодном поту в поисках себя…
Пока я допивала молоко, урчание трактора снаружи приблизилось, мотор чихнул пару раз и затих, а через полминуты входная дверь отворилась, и на пороге появился дядя Алехандро. Загорелый и высокий, он был облачён в клетчатую рубашку, потёртые джинсы и пыльные ботинки. Повесив свою соломенную шляпу на крючок, он тяжело прошагал к раковине, налил себе полный стакан воды, выцедил его до дна, сел напротив меня, откинувшись на стуле, и улыбнулся своей широкой доброй улыбкой.
— Проснулась, соня? Я за утро уже десяток гектар собрал, пока ты бока отлёживала…
— Дядя Алехандро… — Погружённая в свои мысли, я отрешённо взглянула в окно. — Вы когда-нибудь задумывались над смыслом жизни? Зачем мы живём?
— Умеешь же ты спросить, — хмыкнул он. — Ну кто же о нём не задумывался, дочь? Наверное, все. Но эти размышления никогда ни к чему не приводят.
— Почему? Какой смысл жить без смысла?
Алехандро прокашлялся и заговорил:
— Три человека ворочали камни. Одного из них спросили: «Что ты делаешь?» Он вытер пот со лба и ответил: «Что, не видно? Я вкалываю!» У второго человека спросили: «А ты что делаешь?» Он закатал рукава и деловито сказал: «Деньги зарабатываю». Спросили у третьего: «А что делаешь ты?» Он посмотрел вверх, в небо и сказал: «Храм строю…»
Дядя Алехандро замолчал и, будто выжидая, когда до меня дойдёт смысл сказанного, глядел мне в глаза. Я тихо обронила:
— А потом налетит ураган, и от храма ничего не останется.
— Ураган – это то, на что ты не можешь повлиять, — просто пожал плечами он. — Так стоит ли опускать руки из-за того, что твой храм разрушен стихией? В нашем мире столько непреодолимых сил… Землетрясения, извержения, солнечные ветры, взрывы сверхновых… Но мы, сбитые с ног, каждый раз находим в себе силы подняться и идти дальше. А иначе зачем всё это тогда? — Он обвёл воздух руками.
— Вот и я не знаю, зачем. Время украдёт у нас всё, если этого не успеют сделать другие… Люди.
— Украдёт, конечно, куда же деваться? — Он машинально поправил на пальце тусклое золотое колечко. — Но ведь мы сюда не просто так пришли, верно? Цель есть даже у таких букашек, как мы, люди. Даже если мы об этой цели понятия не имеем. — Он стукнул ладонью по столу. — Вот что я тебе скажу. Лучшее лекарство от ненужных мыслей – это работа. Когда ты занята делом, на самокопание не остаётся ни времени, ни желания, да и результат – вот он, перед тобой… Вот он – смысл жизни-то. Кстати, о результате… Я вот на минутку заскочил воды попить, да с тобой заболтался…
— Конечно, идите, дядя Алехандро. Спасибо, что подразогнали тучи.
— А ты, если что, не стесняйся, делись наболевшим. Мы же тут все и живём рядом, чтобы друг друга поддерживать и помогать…
Он встал из-за стола и направился к двери. Я провожала его взглядом, зная уже, как проведу сегодняшний день. Я найду работу!
Приободрившись, я поднялась в свою комнату, взяла с тумбочки глиняную копилку-барашка и, аккуратно сняв донышко, вытряхнула содержимое на деревянную поверхность. Отсчитав нужную сумму, бросила монеты в карман и сунула в ухо нейротранслятор. Вообще-то, за те месяцы, что я провела на Пиросе, я неплохо овладела разговорным испанским, которым пользовалось большинство жителей провинции, но мало ли что…
Наконец, я выпорхнула из дома. Ползущее в сторону зенита светило пригревало, тёплый ветерок ласкал лицо, за углом дядя Алехандро с треском завёл мотор своего трактора. Бодро и жизнерадостно поскрипывал деревянный ветряк, лопасти его вращались, а колесо указывало на юго-восток, в направлении Олиналы. Улыбнувшись ветряку, я полной грудью вдохнула свежий ветер жизни, прекрасной в своей простоте, и зашагала по грунтовке вдоль невысокого деревянного забора, за которым колосилась сочная жёлтая пшеница.
На перекрёстке долго ждать не пришлось – буквально через несколько минут из-за холма выполз большой зелёный автобус. Я вскинула руку, и водитель остановил машину. В салоне я насчитала полдюжины пассажиров – в это время дня большинство людей уже были на работе или в школе – очередной учебный год только начался. Расплатившись, я прошла между рядов, заняла свободное место и прильнула к окну. Вокруг, насколько хватало глаз, жёлтым морем колосилась пшеница, и только где-то вдали возвышалась одинокая рощица деревьев, обрамлявшая наш дом, прочь от которого, поднимая пыль, следом за трактором дяди Алехандро полз старенький беспилотный комбайн.
Автобус мягко тронулся, а я глазела в окно на проплывающие мимо поля. Тут и там лежали большие стога сена, а из-за зарослей кукурузы и пшеницы в небо вьющимися лентами вздымались столбики пыли – жатва была в самом разгаре…
* * *
Спустя сонные полчаса однообразные поля остались позади, за стеклом поползли небольшие домики, мотель, мост через речку, желтоватая роща и снова домики…
Бирюзовым пятном мелькнул большой прямоугольный указатель, и мы въехали в Олигалу. Её городской ландшафт пестрил красками – невысокие, максимум двухэтажные домики здесь красили кто во что горазд. Оттенки всех цветов били в глаза – от ярко-жёлтого до ядовито-пурпурного, от белоснежного до тёмно-коричневого – не создавая при этом аляповатости и вдоль улиц плавно переходя из одной цветовой гаммы в другую. Жизнь в городке с населением чуть за пять тысяч человек текла неспешно и размеренно, людей в это время дня на улице практически не было…
Автобус степенно причалил к остановке рядом с центральной площадью, дверь со свистом отворилась, и пассажиры потянулись к выходу. Дождавшись, пока все выйдут, я покинула автобус последней. Машина стояла с открытыми дверьми в ожидании обратного рейса, словно старый пёс, высунувший язык на жаре, а я размышляла, куда бы мне пойти первым делом.
В стороне шумел фонтан, брызги свежести разносило по площади, откуда-то раздавались весёлые детские крики. Сердце трепыхалось в груди – я наконец ощущала радость жизни. Выбрав направление и бодро зашагав вдоль улицы, я твёрдо решила заглядывать во все лавчонки, которые встретятся мне на пути. Редкие встречные прохожие с настороженностью поглядывали на меня, обходя по дуге, а то и переходя на другую сторону дороги, но я старалась не обращать на это внимание – слухи и сплетни, которыми полнился городок, не испортят моего настроения…
Впереди показался угол пекарни. Пройдя мимо яркого витражного окна, я звякнула колокольчиком входной двери и очутилась внутри. В прохладном помещении приятно пахло душистым свежим хлебом, за стойкой никого не было, а в глубине технического закутка в белом халате и колпаке возле печи трудился хлебник, насвистывая какую-то мелодию. Я подошла к стойке и застыла в вежливом ожидании. Увлечённый своим делом, пекарь ловко орудовал лопаткой, заготовки исчезали в жерле раскалённой печи, а свежие румяные булки выскакивали наружу, готовые занять своё место на полке. Наконец пекарь обернулся, увидел меня и поинтересовался:
— Что угодно, девушка? Хлеба, печенья, конфет? Есть свежайшие утренние пирожные и сдобы. — Он широким жестом указал на витрину.
— Спасибо, но я ищу работу. Вам не нужен помощник?