Еще на стоянке, поглядев в иллюминатор, за которым беззаботно плескалось, играя солнечными зайчиками, малахитовое, почти пляжное море, Владимир Николаевич, наверное, чтобы сразу разочаровать, сказал:
— Давненько ничего особенного, давненько. Впрочем, может быть, вам повезет…
И, рассказывая о случаях прошедших — как задержали в наших водах иностранную шхуну с контрабандой, как выловили нарушителя, который почему-то решил ступить на советскую землю не по трапу, а добирался до нее вплавь, спрыгнув с судна раньше, чем оно вошло в порт, — командир несколько раз употребил слово «обстановка». Современные словари в первом значении трактуют слово «обстановка» как «мебель, поставленная в помещении для потребностей обихода». Моряков-пограничников это слово приводит в готовность номер один.
Обнаружена, но не опознана «цель» — обстановка. Ушел в море и не вернулся рыбак — обстановка. Вблизи территориальных вод появился иностранный корабль — обстановка. Все, что может привести к нарушению государственной границы — от еле заметной и неопознанной точки на экране локатора до попавшей в «аквариум» гидроакустика подводной лодки, не ответившей на пароль, — все это обстановка, заставляющая по-особому, по-боевому трепетать на флагштоке флаг.
Сейчас в полном смысле слова «обстановки», как таковой, не было, но она могла возникнуть в любую секунду, на любом кабельтове дозорного пути.
Значит, смысл ежедневных, еженощных этих галсов — в постоянном, непроходящем чувстве тревоги, в ежеминутном ожидании «обстановки»?
Да, ответили боевые посты — свечением картушки компаса, зеленоватым мерцанием экрана локатора, мощным, но сдержанным гулом винтов. Там, внизу, в машинном отделении, сидя в кресле перед пультом, прозванным матросами за бесчисленное множество клавиш роялем, укрощал двигатели, то разгоняя, то сбавляя ход, старшина второй статьи Владимир Шеванев.
Повинуясь его тонким, совсем не матросским пальцам, ударившим по клавишам, корабль рванулся на «средний вперед».
…Только на штурманской карте остались галсы, которыми корабль, казалось, перепахал все ночное море. Снова безмятежно голубые, перламутровые волны плескались о борт, а вдали, за выросшей над горизонтом грядой гор, малиново разливалась заря.
— Все, — сказал командир. — На границе тихо.
Он склонился над навигационным журналом и записал итог этой тревожной ночи: «Закончил обследование района. Ничего не обнаружил. Следую в точку якорной стоянки».
В радиорубке старшина первой статьи Владимир Устинов потирал кулаком покрасневшие глаза. Эфир не давал покоя даже сейчас — бодрыми утренними голосами звал то к одному, то к другому аппарату.
— Это застава, — сказал Владимир. — Контакт держали всю ночь.
С мостика заставу в горах можно уже было хорошо разглядеть в бинокль. Горы придвинулись совсем близко, и нависавшие над морем два утеса потеряли такие четкие издалека скульптурные силуэты солдата и матроса, стоящих в вечном дозоре. Утесы опять стали утесами. От берега, от гор, через которые словно перелилась заря, тянулась к кораблю, окрашивая волны, кумачовая дорожка. Тишина…
4. На солнечной стороне
Два красных флага плещутся в междугорье — флаг заставы и флаг сельсовета.
Утром, подписывая бумаги и настороженно пробегая первоочередную из них — сводку дежурства ДНД, добровольной народной дружины, председатель сельсовета Мурман Хемдиевич Бакрадзе заранее знает, что на минутку-другую, а забежит к нему в кабинет начальник заставы Иван Косовец. Молодой, расторопный: то предложит усилить наряды, то где-то на горной дороге надо поставить скрытый заслон. Да мало ли на какие дела позовет граница!
— Только ты подожди, дорогой, хотя и начальник, не агитируй, пожалуйста. Знаем, что надо, всей жизнью знаем, — не по команде, а по желанию сердец охраняет границу село. Дружина-то добровольная…
А если с заставы наведается пограничник совсем еще незнакомый, Мурман Хемдиевич, усадив гостя за стол, как отец сыну, расскажет старинную грузинскую сказку, конец которой обновила сама премудрая жизнь.
Про чудесную шапку древняя сказка. Про то, как жили в большой нужде бедный крестьянин и его старая мать. И как однажды досталась парню чудом — чего не бывает в сказке! — волшебная шапка: только о чем подумает — все исполнялось. «А ну, моя шапка, подними этот дом и перенеси на новое место!», «А ну, моя шапка, сделай меня молодым!» Все умела волшебная шапка, наделяя и богатырской силой, и молодостью, и красотой, а главное — счастьем.